Глава XI. МОЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ КАРЬЕРА
ПОМЯНЕМ МАРКА ТВЕНА
Мне помнится, что у Марка Твена есть прелестный рассказ о
том, как он редактировал сельскохозяйственную газету и что из
этого вышло. Эпизод, описанный великим писателем мог произойти
не только в Америке. Мало ли кто и почему, например у нас,
становился редактором той или иной газеты. Так ли уж важны
компетентность и порядочность редактора? Есть и куда более ве-
сомые качества, позволяющие невежде занять важный пост в
средствах массовой информации. Ну, а что из этого получается,
мы тоже знаем по собственному, чаще всего, горькому опыту. И
вряд ли надо приводить примеры. Поэтому рассказ Марка Твена
нас развлекает, как и литературное мастерство автора, но вряд
ли он способен нас удивить необычностью ситуации - у нас могло
бы быть даже и почище!.
Я же хочу рассказать о событии поистине невероятном и ко-
торое могло случиться только в нашей стране, ибо Моисеев Ники-
та Николаевич, различающий сельдерей от петрушки только по
вкусу, мог стать действительным членом сельскохозяйственной
академии только в Советском Союзе и нигде больше.
Несмотря на всё юмористическое, что есть в этой истории,
она, на самом деле, заняла в моей деятельности и судьбе весьма
значительное место. История моего превращения в сельскохозяйс-
твенного академика началась довольно давно и помогла мне по-
нять много важного о жизни моей страны. Это оказалось необхо-
димым, прежде всего, мне самому, когда, как и любому граждани-
ну, пришла пора задуматься о том, какими путями-дорогами нам
выходить из того болота, в который нас загнала судьба.
Но обо всем по-порядку.
ОБ ИВАНЕ НИКОЛОВЕ И ПОЛЬЗЕ ОТДЫХА НА ЗОЛОТОМ
БЕРЕГУ
В Болгарии живет и работает один очень интересный человек
- профессор политической экономии Иван Николов, по русски Иван
Николаевич. В семидесятые и восмидесятые годы он был директо-
ром института управления при ЦК БКП. По тем временам Иван Ни-
колаевич был вольнодумцем, позволял себе по каждому поводу
иметь собственное мнение и по этой причине болгарские власть
имущие, его не очень жаловали. Но у него была блестящая граж-
данская и партийная биография. Был он, и подпольщиком, и пар-
тизаном, воевал с фашистами ещё тогда, когда Болгария была
союзницей Гитлера. Да и специалист он был известный. И не
только в Болгарии. Так, например, он был первым из известных
мне экономистов, которые стали выступать с критикой официально
принятой в социалистических странах интерпретации понятия об-
щенародной собственности. Если к этому добавить, что несмотря
на все сложности характера, Николов был человеком открытым и
порядочным, то станет понятным, почему он пользовался уважени-
ем и симпатиями болгарской интеллигенции и был нелюбим на-
чальством. Пользовался он известностью и авторитетом в опреде-
ленных, в том числе и партийных, кругах Советского Союза, что
также было немаловажным.
Одним словом, начальство его не любило, но и не трогало
на престижном посту директора цековского института. Да и тро-
нуть его в то время было не просто. Однажды, все-таки Живков
нашел способ его отстранить от должности и назначить вместо
него Огняна Панова - человека совершенно другого калибра,
вполне заурядного, зато послушного. Но это всё произошло позд-
нее и к моему рассказу непосредственного отношения не имеет.
Мы с Николовым были друзьями. Объединяло нас многое. Тут
и общие дела, особенно после того, как я принял на себя заве-
дование кафедрой информатики в Академии Народного хозяйства. И
общие, по тем временам крамольные взгляды по многим политичес-
ким и экономическим вопросам. Немаловажное значение имело и
то, что мы были ровесниками и принадлежали к военному поколе-
нию. Но самым главным объединяющим началом была обоюдная лю-
бовь к природе, к туризму, спорту. В шестидесятые и семидеся-
тые годы я часто бывал в Болгарии и мы много с ним ходили по
полонинам Пирина, ездили на его родину, в столицу Болгарской
Македонии, город Петрич. Там мы поднялись на стык границ Гре-
ции, Болгарии и Югославии. Там же в Петриче нас приняла слепая
"ясновидящая", которая с удивительным пониманием рассказала
мне о моём собственном внутреннем мире.
Однажды зимой мы с Иваном Николовым сделали попытку под-
няться на главную вершину Риллы - Малевицу. Нам тогда было лет
по 50 и мы были во вполне приличной альпинистской форме. Одна-
ко был туман, шел плотный снег и на гребне, мы просто не нашли
вершину - заветного тура. Но зато чуть было не попали в страш-
ную лавину, которая прогрохотала от нас в десятке метров. А
вечером в горной хиже - так по болгарски называют хижины, во
множестве разбросанные по склонам рильского хребта, отогрева-
лись болгарской сливовицей и вспоминали опасные перепетии неу-
давшегося восхождения двух старых альпинистских "зубров". Иван
поднял тогда рюмку за здоровье прекрасной и вечно юной краса-
вицы Малевицы, отвергнувшей притязания двух стариков. Одним
словом, у нас было немало оснований для взаимного интереса,
взаимного времяпрепровождения и взаимной симпатии.
И вот однажды Иван Николов пригласил меня приехать в Бол-
лгарию. На этот раз не для работы, а "просто так" - отдохнуть,
причем вместе с женой. Конечно приглашение, как это было при-
нято по тем временам, исходило не только от него, а было сог-
ласовано с болгарскими "инстанциями". Вернее, приглашал он сам
по телефону, но затем, дней через 10-15 последовало официаль-
ное приглашение: ЦК БКП меня приглашало вместе с супругой про-
вести 18 дней в санатории ЦК на берегу Черного моря.
Получив такое высокое приглашение, я отправился в Прези-
диум Академии оформлять необходимые документы. Но не тут то
было: оказывается, что в служебные заграничные командировки,
причем, за счет Академии, я ездить имею право. А вот просто
так - покупаться в море - ни, ни! Даже по приглашению братской
компартии (приглашение было подписано одним из секретарей ЦК).
Дело в том, что по характеру своей работы в Вычислительном
Центре Академии Наук, мне полагался допуск к секретной работе
самой высокой формы. А подобным засекреченным персонам отды-
хать и развлекаться можно было только дома. Вот так!
Сначала я был в отчаянии. Отпуск я уже оформил и деньги
за билет отдал. Но потом меня осенило - такое бывает иногда и
с ученой братией. Я позвонил в Болгарию Ивану и эзоповским
языком объяснил что и как? Иван Николаевич всё мгновенно понял
(просёк, как тогда говорила моя младшая дочь) и через несколь-
ко дней я получил ещё одну теллеграмму. В ней я приглашался на
целый месяц в ивановский институт для чтения лекций и совмест-
ной работы. Вот так. И больше никаких вопросов с оформлением
документов теперь уже не было. Более того, я ехал не в отпуск,
а в командировку и дорогу мне оплачивала тоже Академия. Мне
оставалось только купить билет жене!
Когда мы прилетели в Софию, то к самолету подкатила длин-
ная черная машина. Жена мне сказала: "гляди какого-то московс-
кого прохиндея приехали встречать". А прохиндеем то оказался я
сам. Поскольку именно я был гостем ЦК, а гостей столь высокой
инстанции принято встречать по протоколу и даже коньяком уго-
щать.
Далее были 18 солнечных сентябрьских дней на берегу теп-
лого ласкового моря - отпуск без всяких забот (и даже не в
счет отпуска), какой я не видел уже много лет. Затем София и
неделя напряженной работы - надо-же было отработать ивановское
приглашение. Ну, а затем Москва. А там случилось то, ради чего
написано это небольшое повествование.
Когда я пришел к себе в институт, секретарша мне сказала
не без ехидства:"пока вы там купались в Черном море, я Вас
выбрала в академики ВАСХНИЛ,а".
Сначала мне эта фраза показалась нелепым розыгрышем. Жена
всегда смеялась над тем, что овощи и ягоды я различаю только
по вкусу. Но действительность оказалась именно таковой - я был
избран, притом единогласно, действительным членом Всесоюзной
Сельскохозяйственной Академии им. В.И.Ленина. И выбрала меня
действительно моя серетарша! Как же такое могло случиться? Да
ещё в мое отсутствие!
Может быть в моем рассказе не всё будет точно, каких то
деталей я могу и не знать, но за логику событий ручаюсь. Но
все-таки рассказ я начну с гипотезы, которая основывается на
слухе, хотя и весьма правдоподобном. Итак, события развивались
следующим образом:
Самое высшее начальство (тогда секратарем ЦК КПСС по
сельскому хозяйству был М.С.Горбачёв) решило ввести в состав
ВАСХНИЛ,а несколько действительных членов большой, т.е. Всесо-
юзной Академии, причем по таким специальностям, которые, вроде
бы нужны сельскому хозяйству, но в Составе ВАСХНИЛ,а должным
образом не были представлены. И там наверху было решено, в
частности, выбрать одного действительного члена ВАСХНИЛ,а по
информатике, точнее по сельхозинформатике: время такое, что и
сельское хозяйство должно стать компьютеризованным.
Кандидатура на эту вакансию была, естественно, единствен-
ная. Предендовать на это место мог только Е.П.Велихов - везде-
сущий Велихов. Тем более, что тогда он был еще и академиком-
секретарем отделения информатии. Кандидатура, по тем временам,
безупречная ибо он всегда умел быть близким к престолу и буду-
щему генсеку, в том числе. И, в самом деле, кто же кроме Вели-
хова? Но...дальше начинается еще одна гипотеза, хотя в её ос-
нове не слух, а слова А.А.Никонова, тогдашнего президента
Сельхозакадемии.
Велихов тут, Велихов там, Велихов всюду - это насторожило
власти. А на этом фоне выясняется, что Е.П.Велихов никогда не
имел дело с обработкой больших массивов информации, а с инфор-
мационными проблемами сельского хозяйства тем более. Когда всё
эти обстоятельства были осторожно доложены М.С.Горбачёву он,
якобы сказал:"ищите другого академика, который хоть когда ни-
будь занимался проблемами обработки сельхозинформации". Вот
тут то и всплыла моя кандидатура - почему? - я об этом ещё
расскажу. И она оказалась, в некотором смысле безальтернатив-
ной, ибо другого действительного члена Всесоюзной Академии,
который удовлетворял условию - "хоть как-нибудь заниматься
сельхозинформатикой" просто не было.
Меня "доложили", а затем меня "одобрили". Но тут вдруг
оказалось, что меня нет в Советском Союзе и мой адрес никому
не известен. Я беззаботно купался на Золотом берегу, а все сро-
ки представления документов уже миновали. Назревал скандал.
Положение спасла моя секретарь - весьма лихая дама. Не
долго думая, она не только составила все необходимые бумаги,
но и ...расписалась за меня всюду где это было нужно, в том
числе и на документе о том, что я собираюсь баллотироваться в
действительные члены Сельзозакадемии (кто мог сомневаться в
том, что я разрешаю себя избрать действительным членом сельхо-
закадемии?). А дальше все шло, как по накатанному. Я был
единственным кандидатом на единственное место по информатике,
я никому не мешал, поскольку был бесконечно далек от внутрен-
ней жизни ВАСХНИЛ,а и не собирался в неё вмешиваться. Именно
всех это и устраивало, так же как и то, что вводить информати-
ку в работу Сельхозакадемии, я явно не собирался. Результат
однозначен: галочка была поставлена, я был избран единогласно,
а начальство осталось довольным.
Вот так - бесплатный отпуск, причем на халяву, как теперь
принято говорить, причем, в самый, что ни на есть бархатный
сезон, принёс мне ещё одно академическое звание. Может быть и
не столь уж мне нужное, и совсем мало заслуженное, если гово-
рить честно. Но все же...
Эта анекдотическая ситуация наглядно показывает преиму-
щество того, что имело место быть "у нас", по сравнению с тем,
что "у них", ибо у них такого просто не могло бы быть ,потому
что быть не могло. А еще ругают социализм с горбачёвским лицом
и "его выбор"!. Вот так! Я же оценил всё дело по-доугому - ка-
жется Советский строй пытается начать отдавать долги одному из
своих бывших изгоев!
А.А.НИКОНОВ И МОЯ ДРУЖБА СО СТАВРОПОЛЬЕМ
Мое назначение академиком по сельхозинформатике - слово
избрание, для данного случая не очень подходит, имело под со-
бой, как это не странно, определенное основание.
В Ставрополе существует региональный институт сельского
хозяйства, входивший в то время в систему научных учреждений
ВАСХНИЛ,а. Хороший институт, с хорошими традициями, с хорошими
кадрами - во всяком случае в 70-х годах он был таким. Сотруд-
никами института, за время его существования было накоплено
огромное количество материалов, анализ которых давал возмож-
ность предлагать рациональные схемы ведения сельского хозяйс-
тва и использования земель на Северном Кавказе. Институт в те
годы возглавлял добрый и умный человек - академик А.А.Никонов.
Он, как и я был старым солдатом, хорошо воевал, был ранен, по-
лучил орден Боевого Красного Знамени - наиболее уважаемую наг-
раду фронтовиков. Через несколько лет он станет презитдентом
ВАСХНИЛ,а.
Материалов в институте было действительно много. Вернее
столь много, что ими уже было трудно пользоваться. Возникла
прямая необходимость какой то структуризации этой информацион-
ной каши. Это, разумеется можно было сделать только с исполь-
зованием современной вычислительной техники. Вот почему Алек-
сандр Александрович Никонов обратился за помощью в Вычисли-
тельный Центр Академии Наук, другими словами, ко мне.
Наш институт переживал в те годы не очень простой период.
На протяжении многих лет мы занимались задачами, которые воз-
никали в военно-промышленном комплексе. Преимущественно в ра-
кетно-космической технике. Трудные, нестандартные вычислитель-
ные задачи требовали хорошей математической культуры и часто
были не по зубам инженерам, работающим в конструкторских бюро.
И Академия Наук сыграла на начальном этапе становления советс-
кой космической технологии, свою очень заметную роль.
Но время бежит и в промышленных организациях начали воз-
никать свои весьма квалифицированные математические коллекти-
вы. Кроме того, за те два десятилетия, которые прошли после
войны, военно-промышленный комплекс сильно обюрократился, у
него появилось ощущение самодостаточности, особенно тогда,
когда был обеспечен паритет в ядерных и ракетных вооружениях.
Стремление к рискованным техническим новациям, которое было
столь ярким у конструкторов первой волны, что и обеспечило
взлёт нашей оборонной промышленности, начало постепенно
угасать. Чиновнику - а постепенно места людей типа Королева,
Янгеля, Челомея, стали заменять высокопоставленные и важные
чиновники, было удобнее начать копировать западные образцы, а
не бросаться вплавь по неведомым водам. Это было начало - на-
чало отставания, начало постепенной утери своего технического
и интеллектуального багажа. Прежде всего эту тенденцию ощутили
некоторые институты Академии Наук и наш Вычислительный Центр,
в том числе - количество промышленных контрактов резко сокра-
тилось. Стал вопрос о выборе новой стратегии и поиска новых
задач.
Тогдашний президент Академии, академик М.В.Келдыш все
время говорил о том, что надо учиться использовать опыт - наш
опыт "прикладных математиков", приобретенный за годы работы в
оборонной сфере, в экономике, управлении производством, и всю-
ду где он может быть полезен. Это был очень важный принцип и я
его полностью разделял. Но оказалось, что реализовать "принцип
Келдыша" было, ой как не просто.
Несмотря на то, что научные учреждения оборонного комп-
лекса "набрали силу" и круг задач "отраслевой науки" настолько
хорошо обрисовался, что академические институты, вроде бы те-
перь им уже особенно и не нужны, обойтись без настоящей науч-
ной разведки наш ВПК всё равно не мог. Это мы понимали доста-
точно отчетливо и, вероятно куда лучше чем чиновное начальство
новой волны с геройскими звездами и академическими званиями.
Вот почему мы старались, по возможности поддерживать эти исс-
ледования и Келдыш для этого делал, что мог. Но возможности
Академии были ограничены и приходилось искать поддержку со
стороны.
Если в использовании возможностей прикладной математики,
информатики и вычислительной техники, оборонные отрасли в сре-
дине 60-х годов ещё находились более или менее на мировом
уровне, то в остальных сферах производственной деятельности к
этому времени, мы уже основательно отстали от Запада. Начался
процесс в чем-то похожий на то, что было в России после победы
над Наполеоном. Тогда система, созданная Петром, не смогла
следовать нужным темпом промышленной перестройке, что очень
скоро отразилось и на нашей обороноспособности: в Крыму нас
просто расстреливала нарезная артилерия союзников. Хотя именно
в России была развита необходимая теория, а генерал Майевский
был первым из ученых, разработавших основы балистики вращаю-
щихся снарядов, промышленность России не смогла обеспечить ар-
мию нарезной артиллерией.
Тот процесс, который начался в Союзе с начала 60-х годов
был крайне опасен для нашей страны. И пока даже не столько в
военной сфере - там был хороший задел. Особенно опасно было
отставание в тех сферах деятельности, которые в первую очередь
определяют благосостояние общества. Если система не сумеет
справится с отставанием, то уже в ближайшие годы оно может
обернуться стагнацией и распадом общества. Особенно опасным
нам казалось непонимание смысла компьютерной революции и игно-
рирование тенденций перехода к высшим технологиям - энергосбе-
регающим, прецезионным, требующих новой образованности, новой
дисциплины труда и новой его организации.
Уже в 60-х годах нас стало беспокоить то направление куда
поворачиват страна и мы, естественники и инженеры, всё это от-
лично видели и понимали. Я думаю, куда лучше диссидентов заня-
тых за малым исключением (таких, как физика Сахарова или мате-
матика Солженицина, например), проблемами самовыражения, чем
действительной заботой о стране и попытками увидеть потенци-
альные возможности развития нашего общества. Впрочем, они к
этому особенно и не стремились.
Мы не скрывали опасностей и пытались объяснять те перс-
пективы, которые открывал новый виток научно-технической рево-
люции. Однако, наши попытки заинтересовать отрасли теми воз-
можностями, которые давала информатика были не очень успешны-
ми. На нашем пути стояло представление о самодостаточности,
которое укоренилось в сознание монопольно мыслящей управлен-
ческой бюрократии. Оказалось, что "никому ничего не надо!" Я
ходил из одного ведомства в другое с протянутой рукой и гово-
рил: возмите за даром, возмите наше понимание и используйте
его на пользу дела - вашего дела, прежде всего, себе во благо!
Мы за наш счёт, то есть за счёт бюджета Академии были готовы
усовершенствовать алгоритмы обработки информации, внедрять но-
вую систему расчётов, создавать системы автоматизированного
проектирования всего чего угодно от самолетов до сеялок. Но, к
сожалению система отвергала почти все наши предложения и неве-
роятно редко обращалась к нам с какими либо просьбами. В таком
положении были мы все и молодой, энергичный В.М.Глушков, соз-
давший в Киеве, крупнейший в Союзе институт кибернетики и на-
чальник военной секции Академии генерал Г.С.Поспелов, пытав-
шийся использовать современные методы анализа в военной сфере
и многие другие, стремившиеся удержать страну от сползания в
техническую трясину, от того застоя, который был смертельно
опасен.
Я убеждён, что в тот период, не диссиденты, а мы были са-
мыми опасными для людей СИСТЕМЫ, поскольку от нас исходила не-
обходимость переучивания, ухода с насиженных мест и нарушение
порядка. Наши просветительские действия несли в себе страшные
для многих слова "Не можешь - слезай!"
Подобные словосочетания произносились достаточно открыто,
хотя мы и не видели реальной смены: "комсомольские мальчики"
не вызывали чувства доверия.
Размышляя еще в 70-х годах о неизбежности катастрофы и
полного разрушения нашей системы, а следовательно и страны,
которая не сможет выдержать очередного витка научно-техничес-
кого прогресса, я, всё же думал, что она произойдет где-нибудь
за горизонтом, уже в XXI веке и последствия краха будет расх-
лебывать другое поколение. Сценарий своего поколения мне
представлялся этаким тихим погружением в болото. Кроме того, я
надеялся на то, что возможен постепенный, мягкий вариант пере-
хода к более рационально организованному обществу - я всегда
страдал чрезмерным оптимизмом! Рассуждая о будущем, я предви-
дел новый взлёт технического прогресса - собственно он уже на-
чинался, для этого не надо было быть провидцем. Но я не угадал
скорости нарастания "технологической революции", которая нас
сразу поставила на грань катастрофы. А неизбежную катастрофу
увидела даже правящая элита, вынужденная начать перестройку.
Она уже понимала, дальше могло быть только хуже!
Но это уже другая тема.
Вернёмся, однако, снова к моей сельскохозяйственной дея-
тельности.
Итак, в средине 70-х годов мы неожиданно получили просьбу
А.А.Никонова помочь Ставропольскому сельскохозяйственному инс-
титуту. Замечу - "за просто так". Наградой для нас было уже
то, что кому-то понадобились наши знания. Тем более, что
просьба шла от имени Горбачёва, тогдашнего первого секретаря
крайкома и восходящей звезды партийного истеблишмента. Понятно
- мы с радостью согласились. Была сформирована небольшая ко-
манда и иы поехали в Ставрополь.
Уютный, хороший южный город с бескрайними далями, которые
открываются с городских холмов, работящим и добрым населением.
К этому надо добавить - хорошими и дешевыми фруктами, что для
москвичей тоже подарок....Одним словом, город нам понравился.
Да и порядок в городе тоже. Первым секретарем крайкома был
тогда, как я уже сказал, М.С.Горбачёв - либеральный, благоже-
лательный, умный - разве что, любил говорить немного длинно и
любые диалоги превращал в монологи. Институт тоже понравился,
а директор особенно. Правда М.С.Горбачёв вскоре уехал в Моск-
ву, да и Никонов тоже. Но тот и другой, заняв высокие посты,
сохранили, тем не менее, интерес к Ставрополью. А, значит, мы
могли всегда рассчитывать на их помощь в организационных воп-
росах. Что было еще одним важным аргументом для того, чтобы
включится в работу.
Горбачёва сменил на его посту Всеволод Серафимович Мара-
ховский - толстый тугодум, ко всему относящийся с подозрением.
Но порядки остались почти прежними. Оно и понятно: порядки за-
висят не столько от первого или второго, а от всех тех, кото-
рые "аппарат". И замена одного первого, другим первым не очень
то и заметна, во всяком случае первое время.
Вот мы и поработали на Ставрополье, и с удовольствием и,
кажется, с пользой. Может быть главное, что сделали мои колле-
ги - они внесли в работу института определенную компьютерную
культуру. А, возможно, и дали сотрудникам необходимые им
"компьютерные связи". Но для меня лично значительно большее
значение имела другая сторона нашей деятельности.
Секретарь крайкома - Всеволод Серафимович Мараховский
попросил нас сделать для него личную информационную систему,
позволяющую наглядно представлять себе ход уборочной компании,
если угодно, иметь наглядную (последнее особенно важно) каж-
додневную фотографию уборочной страды и контролировать её ход.
Науки в этой работе не было и близко, поскольку вся информа-
ция, которая была нужна Мараховскому уже собиралась краевым
вычислительным центром. Но превращалась она в пухлые и трудно-
обозримые таблицы, возится с которыми начальству было не
досуг.
Двое наших академических сотрудников - два Сережи, тогда
еще молодых, только что оперившихся кандидатов наук, стали
превращать эти таблицы в графики. Они разработали форму графи-
ческого представления данных, удобную для товарища Мараховско-
го, необходимое математическое обеспечение и привезли из Вы-
числительного центра Академии персональный компьютер, тогда
ещё большую редкость. Каждое утро информация, поступившая к 8
часам утра в краевой вычислительный центр переводилась в гра-
фическую форму и переписывалась на дискету. К 10 часам утра
эту дискету приносили в крайком и вставляли в наш компьютер,
который был установлен прямо в кабинете "микрогенсека".
Мои Сережи научили товарища Мараховского и вставлять дис-
кету в компьютер, и нажимать те нужные клавиши, которые позво-
ляли высветить на экране дисплея тот самый график, который же-
лал получить наш сиятельный заказчик.
Когда в сентябре, в самом конце уборочной компании, я был
у Мараховского, то Всеволод Серафимович мне с гордостью пока-
зал в своем кабинете целую книжную полку, заполненную дискета-
ми. Они стояли как патефонные пластинки. Он мог по своему же-
ланию восстановить ситуацию любого дня уборочной страды. Он
мог увидеть в каком состоянии дела у каждого колхоза или сов-
хоза огромного края, как они меняются от одного дня к другому
и т.д. Одним словом, командный пункт огромного сельскохозяйс-
твенного дредноута оказался оборудованным так, как это было
удобно его капитану, как он мог наиболее эффективно выполнять
свои командные антирыночные фукции.
Надо сказать, что этой работой я поставил себя в довольно
трудное положение: компьютер, который мы привезли в Ставрополь
принадлежал Вычилительному Центру Академии и числился за мной.
Я его по уговору должен был сдать после окончания уборочной. А
Мараховский мне его не отдавал - поди отбери что-нибудь у пер-
вого секретаря крайкома! Да и на самом деле, компьютер ему был
нужен и он научился его использовать для дела. Выручил всё тот
же А.А.Никонов, который раздобыл для Мараховского новый компь-
ютер. А старый бдагополучно вернулся на улицу Вавилова 40. Я
его называю дедушкой русского флота - с ним уже никто из ува-
жающих себя программистов не хочет работать. Но то, что не го-
дится для младшего научного сотрудника, вполне устраивает ака-
демика: Этот дедушка стоит у меня в домашнем кабинете и на нём
я пишу эту книгу.
В профессиональном отношении вполне заурядная работа, о
которой я рассказал, сыграла в моей жизни весьма заметную
роль: она открыла мне двери в Ставрополье. Я получил возмож-
ность исколесить край, провести множество совещаний с предсе-
дателями колхозов, секретарями райкомов и другими начальствую-
щими лицами. Я разговаривал с рядовыми колхозниками и
казаками, с иногородними. Я многое понял именно в эти месяцы и
у меня сложилось собственное понимание того, какой может быть
организация нашего русского сельского хозяйства. Я потом об
этом много писал и говорил. Но, как и всегда, без особого ус-
пеха.
Я давно уже излечился от иллюзий и теперь уже знаю, сколь
бывают тщетны наши усилия, сделать что либо полезное для стра-
ны, даже просто объяснить сколь опасны могут быть те или иные
действия. Но всё равно я пытаюсь что-то понять и рассказать об
этом понимании. И стимулы к этому лежат, вероятнее всего, в
подсознании, как у той самой лягушки (или кошки - не помню
точно) из сказки Лафонтена, которая попав в крынку с молоком,
теоретичекм должна была бы погибнуть, но не погибла: она била
своими лапками до тех пор пока молоко не сбилось в масло.
Но вспомнить об этой, в целом пустяшной работе , выпол-
ненной за три месяца двумя молодыми кандидатами наук из Вычис-
лительного Центра Академии, мне потребовалось ещё и потому,
что наш компьютер побывал в кабинете у Мараховского, что он
об этом эпизоде рассказал М.С.Горбачёву, потому, что и впос-
ледствие в кабинете первого секретаря крайкома стал жить
компьютер, благодаря всему проишедшему за эти три месяца я...
я был официально признан специалистом по сельхозинформатике и
превратился в дествительного члена Сельхозакадемии - тогда ещё
имени Ленина.
Одним словом, сюжет достойный великого американского пи-
сателя, но который мог произойтим только в Советском Союзе.
СУДЬБА РОССИИ РЕШАЕТСЯ В ГЛУБИНКЕ
Я был связан со Ставропольским краем более 10 лет, до
85-го года, по существу до начала перестройки. И, по большому
счёту, я очень многим обязан этому общению со Ставропольем -
одной из жемчужин моей Родины. Я многому там научился и приоб-
рёл друзей. Это, не менее важно.
Какя-то могучая, первозданная сила живет в этих бескрай-
них степях, в могучем умном народе, который их населяет, в его
неторопливости, трудолюбии, доброжелательстве. Я легко разго-
варивал и с председателями колхозов и с простыми казаками. За
тарелкой хорошего борща на полевом стане, или за чаркой вина
собственного изготовления у кого-нибудь дома я мог задавать
самые каверзные вопросы. Мне всегда говорили правду, хотя по-
рой и слегка опасались дотошливого москаля, приехавшего на
крайкомовской машине. Сами они тоже любили задавать вопросы,
да какие! - У иного партработника от них волосы встали бы ды-
бом на всех тех местах где они растут! Но в том то и беда
партработников, что они по душам разговаривать давно уже разу-
чились. Даже Горбачёв.
Трудно мне было лишь в самом крайкоме, хотя и там я был
обласкан и принят с почётом. Но и в этой трудности была своя
правда, ибо и не могло быть иначе, не могло быть легко. Иначе
я был бы не самим собой и эту книгу писать бы не имело смысла.
Я это тоже, однажды, понял.
В моих поездках по краю, меня обычно сопровождал какой
-нибудь "мальчик" - инструктор того или иного одела крайкома.
Мне такое сопровождение было удобно. Все дорожные хлопоты ло-
жились на сопровождающего. А мешать - кем бы он не был, он
особенно не мешал. У моего спутника всегда находились
собственные дела и собствееная заинтересованность, очень дале-
кая от моей. Все сопровождающие были на один манер - они всег-
да удивлялись моим вопросам, относили их, или за счет моего
чудачества - что возьмешь с академика, или моей некомпетент-
ности. Поэтому к беседам, которые я вёл, они относились обычно
без всякого интереса и участия в них, как правило, не принима-
ли. А это, как раз, меня и больше всего устраивало. В свою
очередь и я тоже старался не вмешиваться в дела моих сопровож-
дающих. Но такое, увы, не всегда получалось. Об одном из таких
случаев я сейчас расскажу.
Однажды мы приехали в одну из больших станиц, расположен-
ных киллометров в шестидесяти на северо-восток от Ставрополя.
Мне всё было интересно. И я не торопился ехать на полевой
стан, где нас ожидали. Мы проехали по широким улицам города
застроенным добротными домами и неожиданно оказались на рынке,
точнее на базаре, который назывался колхозным рынком. Мой
спутник остался в машине, а я пошёл побродить и присмотреться
к жизни. Рынок оказался, на удивление, хилым несмотря на то,
что начинался благодатный виноградный сезон. Даже фруктами
торговали люди, приехавшие издалека, причем "кавказских нацио-
нальностей", как теперь стало принято говорить. Местных почти
не было, а цены - ну не московские, конечно, но весьма и весь-
ма высокие. Я спросил своего сопровождающего, как такое может
получаться в благодатнейшем крае, но он только пожал плечами
"я на рынок не хожу". Закономерный ответ!
Затем я зашёл в столовую, которая именовалась ресторанам
и съел (и заставил съесть моего спутника) "стандартный обед",
который стоил рубль, по тем деньгам и времени года, отнють не
дёшево. Оказалось, что наш обед - весьма посредственное нарпи-
товское произведение. Снова вопрос и снова немое пожатие пле-
чами. Я думаю, что мой спутник уже давно не был в обычной сто-
ловой в роли простого смертного.
Затем, к неудовольствию сопровождающего инструктора, по-
шёл в городскую библиотеку - несколько чистеньких и уютных
комнат. Заведующая - ушедшая недавно на пенсию учительница
русского языка, из местных казачек - была интеллигентна, умна
и не лишена чувства юмора. Разговор настроил меня на добрый
лад. Почувствовав мой интерес, она мне долго рассказывала о
своем житие - бытие, о крае и его традициях. А я, в это время
думал - какие приятные люди живут в этих станицах. Как с ними
легко иметь дело. Как они всё понимают, знают и умеют. Как
важно им не мешать! Не мешать и жить и работать.
Я распрощался и получил приглашение зайти ещё и завтра:
меня собирались напоить чаем. Дав обещание обязательно прие-
хать, я уже совсем в добром настроении поехал к председателю
колхоза.
В правлении его не было. Мой инструктор выразил неудо-
вольствие: "его же предупредили, что я приеду!" Председатель
был на полевом стане - еще киллометров 20 по бескрайней, уже
убранной пустынной степи. Неожиданно мы очутились в совершенно
удивительном месте. Небольшой хуторок в глубокой балке, журча-
щий ручеек наполняющий ставок, а кругом яблоневый сад - я по-
думал: "а как же здесь хорошо в апреле или мае?" Впрочем, хо-
рошо было и в августе.
Председатель, оказался моим ровесником и, увидев среди
моих колодок ленинградскую медаль сразу же настроился благоже-
лательно к заезжему гостю. И, для начала завёл военный разго-
вор. Оказалось, что мы с ним в одно и тоже время были на стан-
ция Хвойная, что на Волховском фронте. Только тогда я был
старшим лейтенантом, а председатель старшим сержантом. 3-5 ми-
нут общих воспоминаний и наш хозяин перешёл со мной на "ТЫ" и
я стал для него просто любопытствующим Николаичем. Имя Никита
ему, что-то не понравилось.
Председатель повел нас обедать. Это было не совсем лишнее
после стандартного нарпитовского обеда. Свежайший борщ со сме-
таной, какое-то мясо на второе. На столе кувшин с молоком, ар-
буз на закуску. А хлеб - давно я не ел такого хлеба! Я расска-
зал моему председателю и о рынке, где торгуют кавказцы и о
нарпитовском обеде... Он нахмурился:"Знаю, все знаю Николаич!
Не мешали бы мне эти молодчики - он покосился на моего спутни-
ка - завалил бы всю станицу продуктами. И моим усатым гостям
здесь и делать было бы нечего. И обеды в ресторане не из
консервов бы делали. А знаешь, сколько я беру за обед, который
ты сейчас съел? - он совсем оживился - не поверишь. Полтинник.
И доход еще с него имею. Иногда до 20 копеек. А нарпит даже с
его рублем прогорает!"
Вечером я долго сидел с главным агрономом. Тоже из каза-
ков, лет пятидесяти. Кончил заочно сельхозинститут. Всю жизнь
в поле. Меня интересовало как реализуются рекомендации ставро-
польских ученых. "А никак. По весне получаем из Ставрополя
разнарядку - где и что и как...Тут не до самодеятельности.
Даже вместе с учеными".
Утром, покидая наш гостеприимный хуторок, я застал отвра-
тительную сцену. Мой спутник, тыкая орал на нашего агронома. А
пожилой человек стоял перед ним на вытяжку и оправдываясь го-
ворил:"Вы не волнуйтесь Николай Степанович, всё будет в ажу-
ре.."
Когда мы сели в машину и поднялись из балки на степные
просторы, я не выдержал и устроил моему спутнику разнос. "Ни-
колай Степанович! Ну как Вы так можете?. Вы же ему в сыновья
годитесь. Какое Вы имеете право говорить ему "ТЫ"? Откуда та-
кая грубость? Да и понимает он всё в сто раз лучше чем Вы".
Мой спутник явно обиделся. Но говорить резко побаивался. Вроде
бы гость от Горбачёва, да и с нашим первым обедает вместе. Но
насупившись он мне сказал фразу, которая была хуже любого кри-
ка:" Вы же их не знаете, дай им только волю. Они такое..." Что
"такое" я уже не слушал. И до самого Ставрополя угрюмо молчал
погрузившись в собственные мысли.
Через месяц или через два, А.А.Никонова и меня пригласил
к себе М.С.Горбачёв. Он был тогда секретарём ЦК по сельскому
хозяйству, т.е. ведал в те времена всем сельским хозяйством
страны. Александр Александрович уже был тогда избран президен-
том ВАСХНИЛ,а. Разговор шел о Ставрополье, о взаимодействии
Большой Академии со ставропольским сельхозинститутом, в част-
ности. Обстановка была рабочая и более чем доброжелательная.
Михаил Сергеевич интересовался успехами института, проявлял
понимание многих деталей - обсуждение шло легко и деловито.
Но в конце произошел сбой. Михаил Сергеевич меня спросил
о моем общем впечатлении о состоянии дел в Ставрополье, о том
как используются результаты работ института, как они внед-
ряются в практику. Успокоенный мирным деловым тоном разговора
я сказао то, о чем думал последнее время. "Край на подъеме. Это
очевидно. Там много дельных и знающих людей. Но есть одна беда
- аппарат крайкома: вмешивается когда не надо и во что не на-
до!" И начал приводить примеры.
По ходу моего рассказа, Горбачёв все больше и больше
мрачнел. И неожиданно, лаконичной репликой прервал мой расс-
каз; "Аппарат, это гораздо сложнее чем Вы думаете". Никакого
обычного монолога. Сухое расставание без каких либо пожеланий
на прощание. Хозяин кабинета был явно рассержен. Только позд-
нее я понял свою бестактность - нельзя прикасаться к святая
святых.
В системе власти и, прежде всего партийной власти, су-
ществовали определенные неписанные правила игры, обязательные
для всех и для рядового инструктора, и для секретаря ЦК и, как
потом мы поняли, и для генсека, тоже. Все они были в системе и
все держались на одностороннем "ТЫ", в частности. Именно аппа-
рату принадлежало всё, он был истинным владетелем собственнос-
ти. Но каждому было отпущено только то, что было ему положено,
и отдыха, и продовольствия, и других жизненных благ, ну и ко-
нечно, обращения "ТЫ" со всеми, стоящими ниже, чем ты в пар-
тийной иерерхии. И категорический запрет обсуждать что-либо,
относящиеся к этим прерогативам, с кем либо из нас, стоящих
вне системы, вне номенклатурного аппарата и даже со своими
коллегами, стоящими на нижних ступеньках. То, что происходило
за зелёными заборами, то о чем говорили там, что ели и что пи-
ли нас не касалось. Это была тайна, которая охранялась куда
строже, чем все военные секреты вместе взятые.
И мой инструктор безобразничал в колхозах, орал на пожи-
лых людей не потому, что это требовало дело, не потому, что
они допустили те или иные огрехи, а для того, чтобы люди каж-
додневно, ежечастно чувствовали, кто есть настоящий хозяин на
этой земле. Если бы они потеряли, хоть одну из ниточек, кото-
рыми был связан Гуливер, то они потеряли бы всё. Я думаю, что
Горбачёв, лучше чем кто либо понимал эти правила игры. Сейчас
я уже знаю, что эти правила игры сложились постепенно, сами
собой. Что они даже противоречили интересам партии и её влас-
ти, что следование им вело саму партию к гибели. Но сделать
никто ничего не мог, даже если и понимал трагизм положения.
Теперь я думаю, что Горбачёв это тоже понимал.
И, тем не менее мне кажется, что он все же переоценивал,
сковывающий потенциал Системы. Это помешало ему, однажды, пра-
вильно поставить цели и выбрать более легкий путь вывода наше-
го общества на "естественный" путь развития.
ШОРЫ ГОРОДСКОГО МЫШЛЕНИЯ И ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ
ДЕРЕВНИ
Мои поездки по Ставрополью, разговоры с людьми, занимаю-
щими самое разное общественное положение, создали определенный
образ южнорусского крестьянства и дали представление о многих
реалиях нашего сельского хозяйства и знания того, что невоз-
можно прочесть ни в газетах ни в книгах. Более того, благодаря
знакомству со Ставропольем у меня, уже к концу 70-х годов на-
чала складываться система представлений о том, каким может
быть рациональное устройство жизни, рациональная организация
производства деревенского мира. Я понял, что дело не в сель-
хознауке, не в агрономии, а тем более не в информатике и
компьютеризации. У нас много первоклассных агрономов, людей,
профессиональный уровень которых позволяет обеспечить умелое,
рациональное ведение хозяйства, потенциальные возможности ко-
торого в настоящее время используются преступно мало.
Самое главное сегодня - организация сельхозпроизводства,
система собственности, правовые отношения человека и земли.
Вначале это были мои, всего лишь, размышления вслух и разгово-
ры с теми людьми, мнение которых для меня было важным. Позднее
я начал об этом говорить публично и, наконец, основные мысли я
изложил в моей книге "Пути созидания". Но, как я убедился,
своих адресатов эта книга не нашла (впрочем, их может быть и
нет!) и какого либо заметного влияния на образ мышления не
оказала.
Далеко не сразу я пришел к более или менее окончательным
суждениям: шоры городского мышления и некоторые принципы, ко-
торыми, оказалось, не так то легко и поступиться, мне долго
мешали поверить тому, что я видел. Первое, что я понял - мерт-
вящий, убивающий всё живое диктат партийного чиновника. Дело
было даже не в том, что такой чиновник в своей массе не очень
грамотный, что он не очень способен и не очень хочет вникать в
суть конкретных задач. Всё значительно сложнее. Партийный чи-
новник имеет свои приоритеты, действует и приказывает, исходя
из собственных корпоративных интересов, из общих правил игры.
Он может быть и грамотным человеком, но его поступки регламен-
тированы, прежде всего, этими правилами, а не интересами конк-
ретного хозяйства, района и даже края.
Но прямой отказ от раз установившегося порядка был смер-
телен для десятков тысяч людей, имеющих власть и допущенных до
"тела страны" - её реальных собственников. Конкретных людей,
думающих не о крае, стране или партии, а пекущихся о своих
конкретных сиюминутных делах, людей, которые отлично понимали,
что значит в их судьбе, установившийся в стране порядок. И
сопротивление любым ограничениям единовластного руководства
всем до хозяйственных мелочей, включительно, будет отчайным -
не на жизнь, а на смерть. Тем более, если речь всерьез пойдет
об утверждении иного права собственности. Я думаю, что Горба-
чёв это понимал куда лучше чем я.
Потом колхозы - еще одно заблуждение горожанина. Я при-
надлежу к тому поколению, которое не по рассказам, а своими
глазами видело весь ужас коллективизации. Новое крепостное
право - оно внедрялось огнём и мечём. И одновременно, вполне
целенаправленно уничтожалась лучшая, наиболее работящая часть
крестьянства. Под нож шли самые думающие, самые профессиональ-
но грамотные мужики! А утвердившийся колхозный строй поражал
своей нелепицей, нерациональностью, глупостью и безхозяйствен-
ностью. Мне, московскому жителю казалось, что мужики должны
все и поголовно его ненавидеть и мечтать о полном разрушении
колхозного порядка. Но я испытал шок - оказалось, что всё не
так, всё гораздо сложнее. Оказалось, что подобная линейная
трактовка всего лишь досужие рассуждения теоретика. Да, к тому
же ещё и горожанина.
Среди крестьян, преимущественно из казаков, с которыми
мне довелось беседовать по душам, я встретил самое разное от-
ношение к проблеме собственности на землю и к колхозному
строю. Были такие, которые рвались в бой. Их позиция была од-
нозначна: "Эх, дали бы мне землицу и "не мешали бы мне власти,
поработал бы я всласть" - их точку зрения в рифму мне высказал
как-то один сорокалетний казак. Дальше он мне изложил план -
боевую диспозицию, как он мне сказал - что и как надо делать,
что выгодно, а что не выгодно. Но таких было до удивления ма-
ло.
Для меня была совершенно неожиданной, та симпатия к ко-
лхозному образу жизни, к колхозным порядкам, которую я обнару-
жил. Помня сопротивление крестьян во времена коллективизации,
я был уверен, что возвращение собственности будет для всех не-
бесным даром. Но не тут-то было: всё оказалось не так. Многое,
очень многое в колхозном строе не нравилось станичникам - ру-
гали они его последними словами. Ругали бригадиров, неграмот-
ность председателя, пьянство начальства (и не только начальст-
ва), казнокрадство. Но последнее вовсе не означало необходи-
мость распустить колхозы. Скорее, главный лейтмотив был такой
- хорошо жить миром. Вот бы те из райкома да края не мешали бы
нам! Своим бы умом бы пожить! И слышал я такое не сегодня, а в
средине годов семидесятых. 20 лет тому назад!
Потом я пытался перепроверить подобные впечатления и в
калужской области, и в Беллоруссии, и в Подмосковье. Тенденции
сохранялись, хотя они и были менее яркими и отчетливыми, чем
на Северном Кавказе. Там еще довольно сильны казацкие традиции
- они давали дополнительный фон. Кроме того, колхозы в Ставро-
полье были богатые, люди жили в довольстве - стоило ли этим
рисковать? Конечно, не всё было ладно - невооруженным глазом
были видны плоды бесхозяйственности, плохой организации. Все
понимали, что и в тех благополучных краях можно было жить куда
лучше. Впрчем, для того, чтобы это понять не нужно было быть
специалистом - в этом мог разобраться даже математик. Вот о
том и сетовали, разговаривавшие со мной мужички.
Но многое я ещё тогда не понимал. Конечно, богатство края
играло свою роль, играли роль и традиции казаков, привыкших
жить миром и многие из которых полагали, что и в колхозах ми-
ром можно всё устроить чин чином. Но не только в традициях бы-
ло дело.
Однажды я разговаривал с одним очень пожилым колхозником
из иногородних. Из небогатых середняков. Он еще помнил как хо-
зяйствовал самостоятельно. Задал я ему один прямой вопрос -
хотел бы он иметь собственный надел, работать самостоятельно и
жить независимо. Ответ был длинный и неоднозначный: "с одной
стороны", "с другой стороны". Но главное было в том, что мой
собеседник в любых условиях не очень бы стал стремиться снова
стать единоличником. Да, живет он похуже чем до коллективиза-
ции, хотя в отличие от казаков был средняком из средняков: ка-
заки те, по его мнению, больше на кулаков смахивали. Но рабо-
тал он тогда от зари до зари. И если землю дадут, то снова ему
так же придется работать. Но даже не это его пугает. Сегодня
он под защитой государства. Оно за него думает, но оно же его
и кормит. "А если неурожай? А появится новая техника? А как
торговать зерном? Это не виноград отвести на базар. Как нынче,
так спокойнее". И я понял тогда истинный смысл некрасовских
строк:
Порвалась цепь великая,
Порвалась и ударила
Одним концом по барину,
Другим по мужику!...
И обрёл я тогда глубочайшую убежденность - конечно, кол-
хозы в их современном виде долго не просуществуют. Но, упаси
Боже, их распускать декретом. Всё должно делаться медленно и
сверхосторожно. Нельзя, чтобы при разрыве цепи удар пришёлся
по производителю. Здесь в деревне мы сталкиваемся с извечным
противоречием, присущим обществу и человечеству вообще. В нём
должны уживаться очень разные люди. Одни с неуемной энергией -
агрессоры от природы, стремящиеся к богатству и славе, готовые
работать день и ночь и рисковать всем, даже жизнью порой для
мифических, им одним понятных целей. Но есть и другие, которые
готовы удовлетвориться скромными условиями жизни. Они избегают
напряженной работы и, особенно, ответственности. Им важнее
всего гарантированность, стабильность существования. Их стра-
шит неизвестность перемен.
Это разнообразие людских характеров и стремлений - залог
неравенства людей, их борьбы между собой и трудностей в их
совместной жизни. Но оно же и счастье рода человеческого, это
его шанс для преодоления всего того, с чем человек сталкивает-
ся на тернистом пути своей истории.
Вот тогда на грани восьмидесятых я понял всю неизбежность
и неотвратимость перестройки всей организации нашего сельско-
хозяйственного производства. Ну и в силу своей профессии начал
обдумывать возможную стратегию перестройки сельского хозяйства
и принципы необходимой (я бы сказал, неотвратимой) "революции
сверху". Я пробовал делиться своими мыслями, но меня не очень
понимали - ни реформаторы, ни консерваторы. Ближе всего к мое-
му пониманию был мой коллега по Академии Народного Хозяйства
В.А.Тихонов. Он заведовал в Академии кафедрой экономики
сельского хозяйства Но у него была совсем иная аргументация.
Понял я в те годы и то, что именно сельское хозяйство - ключ
будущего развития страны. Его судьба куда важнее для страны,
чем любые ракеты и танки и промышленность должна научиться да-
вать в достатке и дешево всю необходимую деревне технику: нет
вопроса деревни - есть вопрос страны. Но как его решить? Одно
очевидно - город должен сделаться экономическим партнером де-
ревне, а рынок - ориентированным, главным образом на деревню.
И без активной политики государства этого сделать нельзя.
Нечто подобное я однажды сказал М.С.Горбачёву. Он внима-
тельно посмотрел на меня, ничего не ответил, но, как мне пока-
залось, именно с этого момента стал относиться ко мне со вни-
манием и несколько раз просил кое о чем подумать и написать.
Итак я понимал, что без революции сверху не обйдешься.
Декреты необходимы. Но такие, которые бы освобождали волю лю-
дей, давали бы проявится тому естественному неравенству людей,
которому человечество обязано своим развитием. Но должны быть
и декреты, которые были бы способны уберечь человека от грозя-
щих ему опасностей, дать ему определённые гарантии. А эти
опасности предстоит ещё увидеть! И не не так много людей
способны предусмотреть их появление.
Вот здесь мы и приходим к неизбежной проблеме собствен-
ности - собственности на землю.
ЗЕМЕЛЬНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ - ЧТО Я ПОД ЭТИМ
ПОНИМАЮ.
Деревня - именно здесь решается сегодня судьба страны,
судьба нации. И это, несмотря на то, что деревня практически
выродилась и крестьянина как общественной силы в стране уже
почти нет. Нам сегодня надо не просто решать вопросы деревни,
а в ряде районов страны, воссоздавать деревню заново. Точнее,
содействовать созданию нового деревенского мира, того необхо-
димого фундамента любого общества и его культуры, который не
только дает ему пропитание, но и является естественным связую-
щим звеном между землёй и человеком и тем самым самым воссоз-
дает многие моральные ценности. Ощущение "власти земли", этой
непреходящей, вечной ценности человека, не может не быть важ-
нейшей составляющей культуры рационального общества. Как бы мы
его не называли!
Я убежден, что как только будет найден ключ к воссозданию
деревенского мира и начнутся соответствующие процессы,
городская жизнь тоже пойдет по новому, нужному нам руслу. Од-
ним словом, стабилизация общества через стабилизацию дере-
венского мира. Если угодно, это доктрина - изначальная позиция
всех моих будущих рассмотрений. Она родилась во время "моего
хождения в народ" и, как я понял позднее, она соответствует
нашим национальным традициям. Многим она покажется спорной, но
чем больше я узнаю российскую жизнь, тем больше я вижу аргу-
ментов её обосновывающих.
Я не могу согласится с известным постулатом Маркса
об "идиотизме деревенской жизни". Всё идет своим чередом. Рож-
даются те или иные жизненные уклады, порой непонятные и чужие.
Но в каждом из них есть и своя логика, свои изначальные резо-
ны. Да, цивилизация всё больше и больше становится городской.
Но связь с землей порваться не может. Её не заменит никакая
гидропоника. Ощущение общности и природой должно быть присуще
любой здоровой цивилизации. А его источник - деревня! Человек
вне природы перестанет быть человеком, обладающим "человеч-
ностью".
Проблема организации сельхозпроизводства - это прежде
всего вопрос о собственности. С него всё начинается - но дале-
ко не всё к нему сводится. Как он может быть решён сегодня? На
этот счет опубликовано много разных суждений. Мне ближе всего
позиция В.А.Тихонова и В.И.Белова. Хотя она и далеко не пол-
ностью совпадает с моей системой взглядов.
Земля - это действительно общенародная, общечеловеческая
ценность. Не собственность, а ценность! Казалось бы она должна
принадлежать всему обществу. И в тоже время в силу её природы -
человек её использует, эксплуатирует - земля, принадлежа неко-
торому субъекту, не может одновременно принадлежать и другому
субъекту. Это не знания и не культура! Надо видеть и учитывать
эту противоречивость. Значит, земля может находится только в
собственном владении: отдельных людей, фермеров, колхозов,
совхозов, государства, наконец. Значит, мы должны научится
примерять общественное значение земли и частный характер вла-
дения ею. Вот почему собственность на землю необходима, как и
контроль гражданского общества за её использованием. Я думаю,
что должен быть учрежден однажды специальный земельный суд,
который будет наделён властью лишать права владеть землей
субъекта, если его земля плохо эксплуатируется, теряет плодо-
родие и т. д.
При такой постановке гражданское общество, те или иные её
институты (советы, в частности, если они сохраняться), как бы
приобретают роль субъекта собственности - гражданское общество
становится заинтересованным в эффективной эксплуатации земли,
в поддержании её плодородия. По мере повышения отдачи земли
гражданское общество получает больше средств ( в форме нало-
гов) для реализации своих социальных программ.
Именно в таком контексте сочетания прав и обязанностей
собственника земли и гражданского общества в лице местных со-
ветов или других институтов гражданского общества, я вижу ра-
зумное разрешение противоречия, порожденного особенностью объ-
екта собственности - земли, противоречия, в котором сталкива-
ются интересы собственника земли и общества. Если угодно - и
человечества вцелом!
Если фермер, единоличник, колхоз или совхоз уже не спосо-
бен обрабатывать ту землю, которую он получил в собственность
или купил, если она приходит в запустение, её качество
снижается, то нет и вечного права. Как и в случае банкротства,
она должна быть выставлена на продажу - но только по суду! Все
остальные отношения собственника и государства, т.е. гражданс-
кого общества должны быть чисто экономические. Вмешиваться в
характер эксплуатации земли, а тем более как то диктовать
собственнику что либо, общество не имеет права. Но помогать
оно ему обязано - это в его, то есть общества интересах. Вот
для этого и нужны образцовые госхозы, опытные станции, иссле-
довательские институты, система законов, налоговые льготы,
кредиты...
Я убеждён в необходимости плюрализма форм организации
труда на земле и вреде их унификации. Способности человека к
адаптации столь велики, что в разных сферах деятельности, в
разных районах установится разумное сочетание различных форм
собственности и организации, наилучшим образом отвечающая ус-
ловиям жизни и культуры. Социальная инженерия вредна и опасна,
а в деревне особенно. Могут быть только осторожные рекоменда-
ции. И агитация примером. Сегодня в обществе к колхозам как
формам организации производства установилось преимущественно
негативное отношение. Оно мне не представляется ни оправдан-
ным, ни конструктивным. Если бы была иной история коллективи-
зации, то колхозная форма хозяйствования могла бы во многих
районах оказаться вполне конкурентноспособной любой другой,
ибо такую страну как наша может накормить только крупное высо-
котоварное хозяйство. А фермерство ещё очень не скоро станет
на ноги. Фермер - это капиталист, работающий на рынок - когда
он ещё таким станет? Кроме того, первоначальный замысел сель-
хозкооперации в те далекие 20 -е годы, когда она стала разви-
ваться, отвечал тому общинному духу, который царил в то время
в русской деревне и полностью не выветрился ещё и сейчас.
Командная система загубила и превратила свободного тру-
женника в сельхозработника, в батрака. Не надо забывать и о
том вреде, который нанёс колхозной организации мой тезка - Ни-
кита. Это его идея - укрупнение колхозов и ликвидация подсоб-
ныхё хозяйств. Я знал в средней полосе много небольших - в од-
ну деревню - очень неплохо функционировавших хозяйств. Там
люди хорошо знали друг друга, поколениями были связаны между
собой и слаженно работали вместе. Но в одночасье пришло сверху
и укрупнение колхозов, и кукуруза, и само страшное - ликвида-
ция подсобных хозяйств. Сразу всё оскудело - и их собственная
жизнь, и колхозный рынок, который с тех пор просто исчез. По-
мятуя все это, надо быть крайне осторожным во всех организаци-
онных перестройках. Надо дать право, не допускать его наруше-
ний - на этом и заканчиваются обязанности государства. А жизнь
сама покажет в каком районе, в каких условиях, какие организа-
ционные структуры окажутся наиболее рентабельными, эффективны-
ми и, что немаловажно, более соответствующими традициям и ха-
рактеру, проживающего там населения.
На то мы и говорим о либерализации экономики, что бы пре-
доставлять равные возможности разным формам организации произ-
водственной деятельности, в том числе - а я думаю, что в пер-
вую очередь - в деревне. Говорить только о фермерстве, значит
очень обеднять возможности рациональных форм организации тру-
да. И уж если кто захочет посмотреть на Запад, без предвзятос-
тей конечно, то и там он легко обнаружит, сколь важны различ-
ные формы кооперации. Так в Соединенных Штатах чуть ли не 90%
цитрусовых производится в колхозах, т.е. фермерских коопера-
тивных хозяйствах, чей устав очень напоминает то, о чем писал
Чаянов и что утверждалось на нашей земле в 20- х годах, задол-
го до того как возникли кооперативы в долине Салинас в Кали-
форнии.
Фермерские хозяйства чрезвычайно эффективный способ орга-
низации сельхозпроизводства, - кто же это будет оспаривать.
Особенно, когда они объединены в кооперацию с фирмами по пере-
работке продукции. В конце 70-годов мне представилась уникаль-
ная возможность в этом убедиться. Я был приглашен в Канаду
фирмой "Петро-Канада" и познакомился с несколькими фермами в
Квебеке, где было молочное производство и в степной части где
выращивают самое дешёвое в мире зерно. Но увидел я и другое.
Во-первых, сколь велик объем того капитала, который необхо-
дим, чтобы производство начало быть рентабельным. Как оно ин-
тегрировано в рынок, которого у нас нет. А в наших условиях
без государственной поддержки, без специальной и дорогостоящей
программы "фермеризации", успешно действующие фермерские хо-
зяйства будут ещё долго представлять собой небольшие оазисы.
Во-вторых риск. Что и как делать, куда вкладывать деньги, как
учесть рыночную конъюнктуру и многое ещё. Наконец, образование
- всё те преуспевающие фрмеры, с которыми я разговаривал не
только имели высшее агрономическое образование, не только вла-
дели всей той сложной техникой, включая компьтер, которая им
принадлежала, но были квалифицированными бизнесменами. Знали
всю технологию современной банковской и маркетинговой системы
и многое другое, что необходимо знать, чтобы не прогореть. И
наконец, последнее - из крестьянина фермер не получается: нуж-
ны поколения успешного хозяйствования и достаточный запас бо-
гатства.
Насколько я понимаю, у нас сегодня речь должна идти, ско-
рее о единоличных хозяйствах. Они, конечно, не будут отвечать
требованиям товарности и рентабельности. Но на первых порах у
них и особых конкурентов не будет. Конечно, многие из них, од-
нажды превратятся в фермерские, а кое кто и прогорит. Я пони-
маю, что мои советы никому не нужны - наше правительство стра-
дает (и еще долго будет страдать, несмотря на смену премьеров)
комплексом самодостаточности. И всё же один совет дать рискну:
государство должно всеми силами поддерживать тех, кто хочет и
умеет работать. Как бы дело не разворачивалось, но именно те,
которые уже сегодня готовы работать, работать и работать,
учится и рисковать дадут шанс стране снова выйти на передовые
рубежи цивилизации и преодолеть кризис.
И еще одно я понял в те семидесятые "застойные" - и
впрямь застойные - годы: нам сейчас куда труднее, чем во вре-
мена НЭП,а восстановить сельское хозяйство и накормить страну.
В 1921 году была еще Деревня, был настоящий крестьянин собст-
венник, впервые получивший возможность самому работать на
собственной земле. И он начал работать. И как работать! Рынки
страны за два-три года наполнились и хлебом и мясом, и всеми
теми дарами, которые смогла дать деревня изголодавшемуся горо-
ду. Надо вспомнить ещё и то, что тогда в деревне жило 80% на-
селения страны, как сейчас в Китае. Четыре крестьянина всегда
могут накормить одного горожанина. А сейчас ситуация обратная,
крестьян меньше 20%. Поэтому помощь, государственная помощь
деревне необходима.
Но самое главное - надо утвердить чёткую систему законов,
сделать наказуемым произвол местных властей любых рангов и по-
добными действиями создать у народа ощущение прочности и не-
зыблемости принятых законов, уверенность в том, что они НАВ-
СЕГДА делают деревенского труженника независимым, и убеждение
в том, что его инициатива, его энергия будут не просто прини-
маться, но и поощряться обществом.
Сегодня крестьянин пассивен. Крестьянин устал, устал от
всех и всяческих передряг, от своевольства и воровства началь-
ства, он никому и ни в чем не верит. Дать ему веру в будущее,
главная задача общества!
Вот те свободные размышления, которым я обязан работе в
Ставрополье.
НЕБОЛЬШОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В начале 70-х годов я начал заниматься проблемами, свя-
занными с изучением биосферы как целого и взимоотношением би-
осферы и общества. Я об этом уже рассказал. И в это же самое
время нас пригласили помочь ставропольским специалистам и я
получил неоценимую возможность на "живом материале" увидеть
нашу сельскохозяйственную реальность. В это время, у меня уже
начало формироваться то мировосприятие, которое я позднее наз-
вал универсальным эволюционизмом. Я получил уникальную возмож-
ность изучения динамики тех процессов, которые происходят в
деревне, процессов эволюции организации жизни людей, её иерар-
хии и множества других вопросов, в которых я видел могучие
проявления механизмов природной самоорганизации.
Мои спутники, с которыми я ездил по краю удивлялись моим
вопросам и теряли ко мне интерес. Да мог ли я им объяснить то,
что я сам с трудом нащупывал.
В этой главе я хотел рассказать историю о том, как меня
человека очень далекого от земли, в силу простой случайности
избрали сельскохозяйственным академиком. Как историю юмористи-
ческую. А получился серьёзный разговор. И действительно, избра-
ние меня в ВАСХНИЛ какого либо значения для меня и моей работы
не имело. А вот десятилетие постоянных контактов с людьми, ра-
ботающими на земле дало мне очень многое. И я искренне благо-
дарен А.А.Никонову и М.С.Горбачёву, давших мне эту возмож-
ность.
|