МНЭПУ

Международный Независимый
Эколого-Политологический Университет

(МНЭПУНовости ][МНЭПУ сообщает...] Поступить ]   Факультеты ] Обучение ] Эл Библиотека ]
к страничке Н.Н. МОИСЕЕВА ] Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь Разума. ] МОИСЕЕВ Н.Н. КАК ДАЛЕКО ДО ЗАВТРЕШНЕГО ДНЯ 1917 - 1993 (Свободные размышления) ]

Глава XI. МОЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ КАРЬЕРА

             
  

ПОМЯНЕМ МАРКА ТВЕНА

Мне помнится, что у Марка Твена есть прелестный рассказ о
том,  как он редактировал сельскохозяйственную газету и что из
этого вышло. Эпизод, описанный великим писателем мог произойти
не  только  в Америке.  Мало ли кто и почему,  например у нас,
становился редактором  той  или  иной газеты.  Так ли уж важны
компетентность и порядочность редактора? Есть и куда более ве-
сомые  качества,  позволяющие  невежде  занять  важный  пост в
средствах массовой информации.  Ну, а что из этого получается,
мы тоже знаем по собственному,  чаще всего,  горькому опыту. И
вряд ли  надо  приводить примеры.  Поэтому рассказ Марка Твена
нас развлекает,  как и литературное мастерство автора, но вряд
ли он способен нас удивить необычностью ситуации - у нас могло
бы быть даже и почище!.
     Я же хочу рассказать о событии поистине невероятном и ко-
торое могло случиться только в нашей стране, ибо Моисеев Ники-
та  Николаевич,  различающий  сельдерей  от петрушки только по
вкусу,  мог стать действительным  членом  сельскохозяйственной
академии только в Советском Союзе и нигде больше.
     Несмотря на всё юмористическое,  что есть в этой истории,
она, на самом деле, заняла в моей деятельности и судьбе весьма
значительное место. История моего превращения в сельскохозяйс-
твенного академика  началась  довольно давно и помогла мне по-
нять много важного о жизни моей страны.  Это оказалось необхо-
димым, прежде всего, мне самому, когда, как и любому граждани-
ну, пришла пора задуматься о том,  какими путями-дорогами  нам
выходить из того болота, в который нас загнала судьба.
     Но обо всем по-порядку.


  

ОБ ИВАНЕ НИКОЛОВЕ И ПОЛЬЗЕ ОТДЫХА НА ЗОЛОТОМ БЕРЕГУ

В Болгарии живет и работает один очень интересный человек
- профессор политической экономии Иван Николов, по русски Иван
Николаевич. В  семидесятые и восмидесятые годы он был директо-
ром института управления при ЦК БКП.  По тем временам Иван Ни-
колаевич  был  вольнодумцем,  позволял  себе по каждому поводу
иметь собственное мнение и по этой причине  болгарские  власть
имущие,  его не очень жаловали. Но у него была блестящая граж-
данская и партийная биография.  Был он, и подпольщиком, и пар-
тизаном,  воевал  с  фашистами ещё тогда,  когда Болгария была
союзницей Гитлера.  Да и специалист он  был  известный.  И  не
только в Болгарии.  Так,  например, он был первым из известных
мне экономистов, которые стали выступать с критикой официально
принятой  в социалистических странах интерпретации понятия об-
щенародной собственности.  Если к этому добавить, что несмотря
на  все сложности характера,  Николов был человеком открытым и
порядочным, то станет понятным, почему он пользовался уважени-
ем и  симпатиями  болгарской  интеллигенции  и был нелюбим на-
чальством. Пользовался он известностью и авторитетом в опреде-
ленных,  в том числе и партийных, кругах Советского Союза, что
также было немаловажным.
     Одним словом,  начальство его не любило,  но и не трогало
на престижном посту директора цековского института.  Да и тро-
нуть его в то время было не просто.  Однажды,  все-таки Живков
нашел способ  его  отстранить  от должности и назначить вместо
него Огняна  Панова  -  человека  совершенно  другого калибра,
вполне заурядного, зато послушного. Но это всё произошло позд-
нее и  к  моему рассказу непосредственного отношения не имеет.
     Мы с Николовым были друзьями. Объединяло нас многое. Тут
и общие дела,  особенно после того, как я принял на себя заве-
дование кафедрой информатики в Академии Народного хозяйства. И
общие, по тем временам крамольные взгляды по многим политичес-
ким и  экономическим  вопросам.  Немаловажное значение имело и
то, что мы были ровесниками и принадлежали к военному  поколе-
нию. Но  самым  главным объединяющим началом была обоюдная лю-
бовь к природе,  к туризму, спорту. В шестидесятые и семидеся-
тые годы я часто бывал в Болгарии и мы много с ним  ходили  по
полонинам Пирина,  ездили на его родину,  в столицу Болгарской
Македонии,  город Петрич. Там мы поднялись на стык границ Гре-
ции, Болгарии и Югославии. Там же в Петриче нас приняла слепая
"ясновидящая",  которая с удивительным  пониманием  рассказала
мне о моём собственном внутреннем мире.
     Однажды зимой мы с Иваном Николовым сделали попытку  под-
няться на главную вершину Риллы - Малевицу. Нам тогда было лет
по 50 и мы были во вполне приличной альпинистской форме. Одна-
ко был туман, шел плотный снег и на гребне, мы просто не нашли
вершину - заветного тура. Но зато чуть было не попали в страш-
ную  лавину,  которая прогрохотала от нас в десятке метров.  А
вечером в горной хиже - так по болгарски называют  хижины,  во
множестве разбросанные по склонам рильского хребта,  отогрева-
лись болгарской сливовицей и вспоминали опасные перепетии неу-
давшегося восхождения двух старых альпинистских "зубров". Иван
поднял тогда рюмку за здоровье прекрасной и вечно юной  краса-
вицы  Малевицы,  отвергнувшей притязания двух стариков.  Одним
словом,  у нас было немало оснований для  взаимного  интереса,
взаимного времяпрепровождения и взаимной симпатии.
     И вот однажды Иван Николов пригласил меня приехать в Бол-
лгарию. На этот раз не для работы, а "просто так" - отдохнуть,
причем вместе с женой.  Конечно приглашение, как это было при-
нято по тем временам,  исходило не только от него, а было сог-
ласовано с болгарскими "инстанциями". Вернее, приглашал он сам
по телефону,  но затем, дней через 10-15 последовало официаль-
ное приглашение: ЦК БКП меня приглашало вместе с супругой про-
вести 18 дней в санатории ЦК на берегу Черного моря.
     Получив такое высокое приглашение,  я отправился в Прези-
диум Академии  оформлять необходимые документы.  Но не тут то
было: оказывается,  что в служебные заграничные  командировки,
причем,  за счет Академии,  я ездить имею право.  А вот просто
так - покупаться в море - ни, ни! Даже по приглашению братской
компартии (приглашение было подписано одним из секретарей ЦК).
Дело в том,  что по характеру своей  работы  в  Вычислительном
Центре Академии Наук,  мне полагался допуск к секретной работе
самой высокой формы.  А подобным засекреченным персонам  отды-
хать и развлекаться можно было только дома. Вот так!
     Сначала я был в отчаянии.  Отпуск я уже оформил и  деньги
за билет отдал.  Но потом меня осенило - такое бывает иногда и
с ученой братией.  Я позвонил в Болгарию  Ивану  и  эзоповским
языком объяснил что и как? Иван Николаевич всё мгновенно понял
(просёк, как тогда говорила моя младшая дочь) и через несколь-
ко дней я получил ещё одну теллеграмму. В ней я приглашался на
целый месяц в ивановский институт для чтения лекций и совмест-
ной работы.  Вот так.  И больше никаких вопросов с оформлением
документов теперь уже не было. Более того, я ехал не в отпуск,
а  в  командировку и дорогу мне оплачивала тоже Академия.  Мне
оставалось только купить билет жене!
     Когда мы прилетели в Софию, то к самолету подкатила длин-
ная черная машина. Жена мне сказала: "гляди какого-то московс-
кого прохиндея приехали встречать". А прохиндеем то оказался я
сам. Поскольку именно я был гостем ЦК,  а гостей столь высокой
инстанции  принято встречать по протоколу и даже коньяком уго-
щать.
     Далее были 18 солнечных сентябрьских дней на берегу  теп-
лого  ласкового  моря  -  отпуск без всяких забот (и даже не в
счет отпуска),  какой я не видел уже много лет.  Затем София и
неделя напряженной работы - надо-же было отработать ивановское
приглашение. Ну, а затем Москва. А там случилось то, ради чего
написано это небольшое повествование.
     Когда я пришел к себе в институт,  секретарша мне сказала
не без ехидства:"пока вы там купались в  Черном  море,  я  Вас
выбрала в академики ВАСХНИЛ,а".
     Сначала мне эта фраза показалась нелепым розыгрышем. Жена
всегда смеялась  над тем,  что овощи и ягоды я различаю только
по вкусу. Но действительность оказалась именно таковой - я был
избран,  притом единогласно,  действительным членом Всесоюзной
Сельскохозяйственной Академии им.  В.И.Ленина.  И выбрала меня
действительно моя серетарша!  Как же такое могло случиться? Да
ещё в мое отсутствие!
     Может быть в моем рассказе не всё будет точно,  каких  то
деталей я  могу и не знать,  но за логику событий ручаюсь.  Но
все-таки рассказ я начну с гипотезы,  которая основывается  на
слухе, хотя и весьма правдоподобном. Итак, события развивались
следующим образом:
     Самое высшее  начальство  (тогда  секратарем  ЦК  КПСС по
сельскому хозяйству был М.С.Горбачёв) решило ввести  в  состав
ВАСХНИЛ,а несколько действительных членов большой, т.е. Всесо-
юзной Академии, причем по таким специальностям, которые, вроде
бы  нужны сельскому хозяйству,  но в Составе ВАСХНИЛ,а должным
образом не  были  представлены.  И там наверху было решено,  в
частности,  выбрать одного действительного члена ВАСХНИЛ,а  по
информатике,  точнее по сельхозинформатике: время такое, что и
сельское хозяйство должно стать компьютеризованным.
     Кандидатура на эту вакансию была, естественно, единствен-
ная. Предендовать на это место мог только Е.П.Велихов - везде-
сущий Велихов.  Тем более,  что тогда он был еще и академиком-
секретарем отделения информатии. Кандидатура, по тем временам,
безупречная ибо он всегда умел быть близким к престолу и буду-
щему генсеку, в том числе. И, в самом деле, кто же кроме Вели-
хова?  Но...дальше начинается еще одна гипотеза, хотя в её ос-
нове не слух,  а  слова  А.А.Никонова,  тогдашнего  президента
Сельхозакадемии.
     Велихов тут, Велихов там, Велихов всюду - это насторожило
власти. А на этом фоне выясняется,  что Е.П.Велихов никогда не
имел дело с обработкой больших массивов информации, а с инфор-
мационными проблемами сельского хозяйства тем более. Когда всё
эти  обстоятельства  были осторожно доложены М.С.Горбачёву он,
якобы сказал:"ищите другого академика,  который хоть когда ни-
будь  занимался  проблемами обработки сельхозинформации".  Вот
тут то  и  всплыла  моя кандидатура - почему?  - я об этом ещё
расскажу.  И она оказалась, в некотором смысле безальтернатив-
ной,  ибо  другого  действительного члена Всесоюзной Академии,
который удовлетворял условию  -  "хоть  как-нибудь  заниматься
сельхозинформатикой" просто не было.
     Меня "доложили",  а  затем меня "одобрили".  Но тут вдруг
оказалось, что меня нет в Советском Союзе и мой  адрес  никому
не известен. Я беззаботно купался на Золотом берегу, а все сро-
ки представления документов уже миновали. Назревал скандал.
     Положение спасла  моя  секретарь - весьма лихая дама.  Не
долго думая,  она не только составила все необходимые  бумаги,
но и  ...расписалась  за меня всюду где это было нужно,  в том
числе и на документе о том,  что я собираюсь баллотироваться в
действительные члены Сельзозакадемии (кто  мог  сомневаться  в
том, что я разрешаю себя избрать действительным членом сельхо-
закадемии?).  А дальше все шло,  как  по  накатанному.  Я  был
единственным  кандидатом на единственное место по информатике,
я никому не мешал,  поскольку был бесконечно далек от внутрен-
ней  жизни ВАСХНИЛ,а и не собирался в неё вмешиваться.  Именно
всех это и устраивало, так же как и то, что вводить информати-
ку  в работу Сельхозакадемии,  я явно не собирался.  Результат
однозначен: галочка была поставлена, я был избран единогласно,
а начальство осталось довольным.
     Вот так - бесплатный отпуск, причем на халяву, как теперь
принято говорить,  причем,  в самый,  что ни на есть бархатный
сезон,  принёс мне ещё одно академическое звание. Может быть и
не столь уж мне нужное,  и совсем мало заслуженное, если гово-
рить честно. Но все же...
     Эта анекдотическая  ситуация  наглядно показывает преиму-
щество того, что имело место быть "у нас", по сравнению с тем,
что "у них",  ибо у них такого просто не могло бы быть ,потому
что быть не могло. А еще ругают социализм с горбачёвским лицом
и "его выбор"!. Вот так! Я же оценил всё дело по-доугому - ка-
жется Советский строй пытается начать отдавать долги одному из
своих бывших изгоев!


  

А.А.НИКОНОВ И МОЯ ДРУЖБА СО СТАВРОПОЛЬЕМ

Мое назначение академиком по сельхозинформатике  -  слово
избрание, для данного случая не очень подходит,  имело под со-
бой, как это не странно, определенное основание.
     В Ставрополе  существует  региональный институт сельского
хозяйства, входивший в то время в систему  научных  учреждений
ВАСХНИЛ,а. Хороший институт, с хорошими традициями, с хорошими
кадрами - во всяком случае в 70-х годах он был таким.  Сотруд-
никами  института,  за  время его существования было накоплено
огромное количество материалов,  анализ которых давал  возмож-
ность  предлагать рациональные схемы ведения сельского хозяйс-
тва и использования земель на Северном Кавказе.  Институт в те
годы возглавлял добрый и умный человек - академик А.А.Никонов.
Он, как и я был старым солдатом, хорошо воевал, был ранен, по-
лучил орден Боевого Красного Знамени - наиболее уважаемую наг-
раду фронтовиков.  Через несколько лет он станет  презитдентом
ВАСХНИЛ,а.
     Материалов в  институте было действительно много.  Вернее
столь много,  что ими уже было трудно  пользоваться.  Возникла
прямая необходимость какой то структуризации этой информацион-
ной каши.  Это, разумеется можно было сделать только с исполь-
зованием современной вычислительной техники.  Вот почему Алек-
сандр  Александрович  Никонов  обратился за помощью в Вычисли-
тельный Центр Академии Наук, другими словами, ко мне.
     Наш институт переживал в те годы не очень простой период.
На протяжении многих лет мы занимались задачами,  которые воз-
никали в военно-промышленном комплексе.  Преимущественно в ра-
кетно-космической технике. Трудные, нестандартные вычислитель-
ные задачи  требовали  хорошей математической культуры и часто
были не по зубам инженерам, работающим в конструкторских бюро.
И Академия Наук сыграла на начальном этапе становления советс-
кой космической технологии, свою очень заметную роль.
     Но время  бежит и в промышленных организациях начали воз-
никать свои весьма квалифицированные математические  коллекти-
вы.  Кроме того,  за те два десятилетия,  которые прошли после
войны, военно-промышленный комплекс  сильно  обюрократился,  у
него  появилось  ощущение  самодостаточности,  особенно тогда,
когда был обеспечен паритет в ядерных и ракетных  вооружениях.
Стремление  к  рискованным техническим новациям,  которое было
столь ярким у конструкторов первой  волны,  что  и  обеспечило
взлёт   нашей   оборонной  промышленности,  начало  постепенно
угасать.  Чиновнику - а постепенно места людей типа  Королева,
Янгеля, Челомея,  стали  заменять  высокопоставленные и важные
чиновники,  было удобнее начать копировать западные образцы, а
не бросаться вплавь по неведомым водам.  Это было начало - на-
чало отставания,  начало постепенной утери своего технического
и интеллектуального багажа. Прежде всего эту тенденцию ощутили
некоторые институты Академии Наук и наш Вычислительный  Центр,
в  том числе - количество промышленных контрактов резко сокра-
тилось.  Стал вопрос о выборе новой стратегии и  поиска  новых
задач.
     Тогдашний президент  Академии,  академик  М.В.Келдыш  все
время говорил о том,  что надо учиться использовать опыт - наш
опыт "прикладных математиков",  приобретенный за годы работы в
оборонной сфере, в экономике, управлении производством, и всю-
ду где он может быть полезен. Это был очень важный принцип и я
его полностью разделял. Но оказалось, что реализовать "принцип
Келдыша" было, ой как не просто.
     Несмотря на то,  что научные учреждения оборонного  комп-
лекса "набрали силу" и круг задач "отраслевой науки" настолько
хорошо обрисовался,  что академические институты, вроде бы те-
перь им уже особенно и не нужны,  обойтись без настоящей науч-
ной разведки наш ВПК всё равно не мог.  Это мы понимали доста-
точно отчетливо и, вероятно куда лучше чем чиновное начальство
новой волны с геройскими звездами и  академическими  званиями.
Вот почему мы старались,  по возможности поддерживать эти исс-
ледования  и Келдыш для этого делал,  что мог.  Но возможности
Академии были ограничены и  приходилось  искать  поддержку  со
стороны.
     Если в использовании возможностей  прикладной математики,
информатики и вычислительной техники, оборонные отрасли в сре-
дине 60-х годов ещё находились  более  или  менее  на  мировом
уровне,  то в остальных сферах производственной деятельности к
этому времени,  мы уже основательно отстали от Запада. Начался
процесс в чем-то похожий на то, что было в России после победы
над Наполеоном.  Тогда система,  созданная Петром,  не  смогла
следовать  нужным  темпом промышленной перестройке,  что очень
скоро отразилось и на нашей обороноспособности:  в  Крыму  нас
просто расстреливала нарезная артилерия союзников. Хотя именно
в России была развита необходимая теория,  а генерал Майевский
был  первым из ученых,  разработавших основы балистики вращаю-
щихся снарядов, промышленность России не смогла обеспечить ар-
мию нарезной артиллерией.
     Тот процесс,  который начался в Союзе с начала 60-х годов
был крайне опасен для нашей страны.  И пока даже не столько  в
военной сфере  -  там был хороший задел.  Особенно опасно было
отставание в тех сферах деятельности, которые в первую очередь
определяют  благосостояние  общества.  Если  система не сумеет
справится с отставанием,  то уже в ближайшие  годы  оно  может
обернуться  стагнацией  и распадом общества.  Особенно опасным
нам казалось непонимание смысла компьютерной революции и игно-
рирование тенденций перехода к высшим технологиям - энергосбе-
регающим,  прецезионным, требующих новой образованности, новой
дисциплины труда и новой его организации.
     Уже в 60-х годах нас стало беспокоить то направление куда
поворачиват страна и мы, естественники и инженеры, всё это от-
лично видели и понимали. Я думаю, куда лучше диссидентов заня-
тых за малым исключением (таких, как физика Сахарова или мате-
матика Солженицина,  например),  проблемами самовыражения, чем
действительной заботой о стране и попытками  увидеть  потенци-
альные  возможности развития нашего общества.  Впрочем,  они к
этому особенно и не стремились.
     Мы не скрывали опасностей и пытались объяснять  те  перс-
пективы, которые открывал новый виток научно-технической рево-
люции. Однако,  наши попытки заинтересовать отрасли теми  воз-
можностями, которые  давала информатика были не очень успешны-
ми.  На нашем пути стояло представление  о  самодостаточности,
которое  укоренилось  в сознание монопольно мыслящей управлен-
ческой бюрократии.  Оказалось,  что "никому ничего не надо!" Я
ходил  из одного ведомства в другое с протянутой рукой и гово-
рил:  возмите за даром,  возмите наше понимание и  используйте
его на пользу дела - вашего дела, прежде всего, себе во благо!
Мы  за наш счёт,  то есть за счёт бюджета Академии были готовы
усовершенствовать алгоритмы обработки информации, внедрять но-
вую  систему  расчётов,  создавать системы автоматизированного
проектирования всего чего угодно от самолетов до сеялок. Но, к
сожалению система отвергала почти все наши предложения и неве-
роятно редко обращалась к нам с какими либо просьбами. В таком
положении были мы все и молодой,  энергичный В.М.Глушков, соз-
давший в Киеве,  крупнейший в Союзе институт кибернетики и на-
чальник  военной секции Академии генерал Г.С.Поспелов,  пытав-
шийся использовать современные методы анализа в военной  сфере
и  многие другие,  стремившиеся удержать страну от сползания в
техническую трясину,  от того застоя,  который был  смертельно
опасен.
     Я убеждён, что в тот период, не диссиденты, а мы были са-
мыми опасными для людей СИСТЕМЫ, поскольку от нас исходила не-
обходимость переучивания,  ухода с насиженных мест и нарушение
порядка.  Наши просветительские действия несли в себе страшные
для многих слова "Не можешь - слезай!"
     Подобные словосочетания произносились достаточно открыто,
хотя мы и не видели реальной смены:  "комсомольские  мальчики"
не вызывали чувства доверия.
     Размышляя еще  в  70-х  годах о неизбежности катастрофы и
полного разрушения  нашей  системы,  а следовательно и страны,
которая не сможет выдержать очередного витка  научно-техничес-
кого прогресса, я, всё же думал, что она произойдет где-нибудь
за горизонтом,  уже в XXI веке и последствия краха будет расх-
лебывать  другое  поколение.  Сценарий  своего  поколения  мне
представлялся этаким тихим погружением в болото. Кроме того, я
надеялся на то, что возможен постепенный, мягкий вариант пере-
хода к более рационально организованному обществу -  я  всегда
страдал чрезмерным оптимизмом!  Рассуждая о будущем, я предви-
дел новый взлёт технического прогресса - собственно он уже на-
чинался, для этого не надо было быть провидцем. Но я не угадал
скорости нарастания "технологической революции",  которая  нас
сразу  поставила на грань катастрофы.  А неизбежную катастрофу
увидела даже правящая элита,  вынужденная начать  перестройку.
Она уже понимала, дальше могло быть только хуже!
     Но это уже другая тема.
     Вернёмся, однако,  снова к моей сельскохозяйственной дея-
тельности.
     Итак, в средине 70-х годов мы неожиданно получили просьбу
А.А.Никонова помочь Ставропольскому сельскохозяйственному инс-
титуту. Замечу  -  "за просто так".  Наградой для нас было уже
то, что кому-то  понадобились  наши  знания.  Тем  более,  что
просьба шла  от имени Горбачёва,  тогдашнего первого секретаря
крайкома и восходящей звезды партийного истеблишмента. Понятно
-  мы с радостью согласились.  Была сформирована небольшая ко-
манда и иы поехали в Ставрополь.
     Уютный, хороший южный город с бескрайними далями, которые
открываются с городских холмов, работящим и добрым населением.
К этому надо добавить - хорошими и дешевыми фруктами,  что для
москвичей тоже подарок....Одним словом,  город нам понравился.
Да и  порядок  в  городе тоже.  Первым секретарем крайкома был
тогда, как я уже сказал,  М.С.Горбачёв - либеральный, благоже-
лательный, умный - разве что,  любил говорить немного длинно и
любые диалоги превращал в монологи.  Институт тоже понравился,
а директор особенно.  Правда М.С.Горбачёв вскоре уехал в Моск-
ву,  да и Никонов тоже.  Но тот и другой, заняв высокие посты,
сохранили,  тем не менее, интерес к Ставрополью. А, значит, мы
могли всегда рассчитывать на их помощь в организационных  воп-
росах.  Что  было еще одним важным аргументом для того,  чтобы
включится в работу.
     Горбачёва сменил  на его посту Всеволод Серафимович Мара-
ховский - толстый тугодум, ко всему относящийся с подозрением.
Но порядки остались почти прежними. Оно и понятно: порядки за-
висят не столько от первого или второго,  а от всех тех, кото-
рые "аппарат". И замена одного первого, другим первым не очень
то и заметна, во всяком случае первое время.
     Вот мы  и  поработали на Ставрополье, и с удовольствием и,
кажется, с пользой. Может быть главное, что сделали мои колле-
ги -  они  внесли в работу института определенную компьютерную
культуру. А,  возможно,  и  дали  сотрудникам  необходимые  им
"компьютерные связи".  Но  для  меня лично значительно большее
значение имела другая сторона нашей деятельности.
     Секретарь крайкома  -  Всеволод  Серафимович  Мараховский
попросил нас сделать для него личную  информационную  систему,
позволяющую наглядно представлять себе ход уборочной компании,
если угодно,  иметь наглядную (последнее особенно важно)  каж-
додневную фотографию уборочной страды и контролировать её ход.
Науки в этой работе не было и близко,  поскольку вся  информа-
ция,  которая  была  нужна Мараховскому уже собиралась краевым
вычислительным центром. Но превращалась она в пухлые и трудно-
обозримые  таблицы,  возится  с  которыми  начальству  было не
досуг.
     Двое наших академических сотрудников - два  Сережи, тогда
еще молодых,  только  что  оперившихся кандидатов наук,  стали
превращать эти таблицы в графики. Они разработали форму графи-
ческого представления данных, удобную для товарища Мараховско-
го, необходимое математическое обеспечение и привезли  из  Вы-
числительного центра  Академии  персональный компьютер,  тогда
ещё большую редкость.  Каждое утро информация, поступившая к 8
часам утра  в краевой вычислительный центр переводилась в гра-
фическую форму и переписывалась на дискету.  К 10  часам  утра
эту дискету  приносили  в крайком и вставляли в наш компьютер,
который был установлен прямо в кабинете "микрогенсека".
     Мои Сережи научили товарища Мараховского и вставлять дис-
кету в компьютер, и нажимать те нужные клавиши, которые позво-
ляли высветить на экране дисплея тот самый график, который же-
лал получить наш сиятельный заказчик.
     Когда в сентябре, в самом конце уборочной компании, я был
у Мараховского,  то Всеволод Серафимович мне с гордостью пока-
зал в своем кабинете целую книжную полку, заполненную дискета-
ми. Они стояли как патефонные пластинки.  Он мог по своему же-
ланию восстановить  ситуацию  любого дня уборочной страды.  Он
мог увидеть в каком состоянии дела у каждого колхоза или  сов-
хоза огромного края,  как они меняются от одного дня к другому
и т.д.  Одним словом, командный пункт огромного сельскохозяйс-
твенного дредноута  оказался  оборудованным так,  как это было
удобно его капитану,  как он мог наиболее эффективно выполнять
свои командные антирыночные фукции.
     Надо сказать, что этой работой я поставил себя в довольно
трудное положение: компьютер, который мы привезли в Ставрополь
принадлежал Вычилительному Центру Академии и числился за мной.
Я его по уговору должен был сдать после окончания уборочной. А
Мараховский мне его не отдавал - поди отбери что-нибудь у пер-
вого секретаря крайкома! Да и на самом деле, компьютер ему был
нужен и он научился его использовать для дела. Выручил всё тот
же А.А.Никонов, который раздобыл для Мараховского новый компь-
ютер.  А старый бдагополучно вернулся на улицу Вавилова 40.  Я
его  называю дедушкой русского флота - с ним уже никто из ува-
жающих себя программистов не хочет работать. Но то, что не го-
дится для младшего научного сотрудника, вполне устраивает ака-
демика: Этот дедушка стоит у меня в домашнем кабинете и на нём
я пишу эту книгу.
     В профессиональном  отношении вполне заурядная работа,  о
которой я рассказал,  сыграла в  моей  жизни  весьма  заметную
роль:  она открыла мне двери в Ставрополье.  Я получил возмож-
ность исколесить край,  провести множество совещаний с предсе-
дателями колхозов, секретарями райкомов и другими начальствую-
щими  лицами.  Я  разговаривал  с  рядовыми   колхозниками   и
казаками, с иногородними. Я многое понял именно в эти месяцы и
у меня сложилось собственное понимание того,  какой может быть
организация  нашего  русского сельского хозяйства.  Я потом об
этом много писал и говорил.  Но, как и всегда, без особого ус-
пеха.
     Я давно уже излечился от иллюзий и теперь уже знаю, сколь
бывают тщетны наши усилия, сделать что либо полезное для стра-
ны,  даже просто объяснить сколь опасны могут быть те или иные
действия. Но всё равно я пытаюсь что-то понять и рассказать об
этом понимании.  И стимулы к этому лежат,  вероятнее всего,  в
подсознании, как  у  той  самой  лягушки (или кошки - не помню
точно) из сказки Лафонтена,  которая попав в крынку с молоком,
теоретичекм должна была бы погибнуть,  но не погибла: она била
своими лапками до тех пор пока молоко не сбилось в масло.
     Но вспомнить об этой,  в целом пустяшной работе ,  выпол-
ненной за три месяца двумя молодыми кандидатами наук из Вычис-
лительного Центра Академии,  мне потребовалось ещё  и  потому,
что наш  компьютер  побывал в кабинете у Мараховского,  что он
об этом эпизоде рассказал М.С.Горбачёву,  потому,  что и впос-
ледствие в  кабинете  первого  секретаря  крайкома  стал  жить
компьютер, благодаря всему проишедшему за эти три  месяца я...
я был  официально признан специалистом по сельхозинформатике и
превратился в дествительного члена Сельхозакадемии - тогда ещё
имени Ленина.
     Одним словом,  сюжет достойный великого американского пи-
сателя, но который мог произойтим только в Советском Союзе.


  

СУДЬБА РОССИИ РЕШАЕТСЯ В ГЛУБИНКЕ

Я был  связан  со Ставропольским  краем  более 10 лет, до
85-го года,  по существу до начала перестройки. И, по большому
счёту, я  очень  многим обязан этому общению со Ставропольем -
одной из жемчужин моей Родины. Я многому там научился и приоб-
рёл друзей. Это, не менее важно.
     Какя-то могучая,  первозданная сила живет в этих бескрай-
них степях, в могучем умном народе, который их населяет, в его
неторопливости, трудолюбии,  доброжелательстве. Я легко разго-
варивал и с председателями колхозов и с простыми  казаками. За
тарелкой хорошего борща на полевом стане,  или за чаркой  вина
собственного изготовления  у  кого-нибудь  дома я мог задавать
самые каверзные вопросы.  Мне всегда говорили правду, хотя по-
рой  и  слегка  опасались дотошливого москаля,  приехавшего на
крайкомовской машине.  Сами они тоже любили задавать  вопросы,
да какие!  - У иного партработника от них волосы встали бы ды-
бом на всех тех местах где они растут!  Но в  том  то  и  беда
партработников, что они по душам разговаривать давно уже разу-
чились. Даже Горбачёв.
     Трудно мне  было лишь в самом крайкоме,  хотя и там я был
обласкан и принят с почётом.  Но и в этой трудности была  своя
правда,  ибо и не могло быть иначе, не могло быть легко. Иначе
я был бы не самим собой и эту книгу писать бы не имело смысла.
Я это тоже, однажды, понял.
     В моих поездках по краю,  меня обычно  сопровождал  какой
-нибудь "мальчик"  - инструктор того или иного одела крайкома.
Мне такое сопровождение было удобно.  Все дорожные хлопоты ло-
жились  на  сопровождающего.  А мешать - кем бы он не был,  он
особенно  не  мешал.  У  моего  спутника   всегда   находились
собственные дела и собствееная заинтересованность, очень дале-
кая от моей. Все сопровождающие были на один манер - они всег-
да  удивлялись моим вопросам,  относили их,  или за счет моего
чудачества - что возьмешь с академика,  или моей  некомпетент-
ности. Поэтому к беседам, которые я вёл, они относились обычно
без всякого интереса и участия в них, как правило, не принима-
ли.  А это,  как раз,  меня и больше всего устраивало.  В свою
очередь и я тоже старался не вмешиваться в дела моих сопровож-
дающих. Но такое, увы, не всегда получалось. Об одном из таких
случаев я сейчас расскажу.
     Однажды мы приехали в одну из больших станиц, расположен-
ных киллометров в шестидесяти на северо-восток  от Ставрополя.
Мне всё  было  интересно.  И  я  не торопился ехать на полевой
стан, где нас ожидали.  Мы проехали по широким  улицам  города
застроенным добротными домами и неожиданно оказались на рынке,
точнее на базаре,  который  назывался  колхозным  рынком.  Мой
спутник остался в машине,  а я пошёл побродить и присмотреться
к жизни.  Рынок оказался,  на удивление, хилым несмотря на то,
что  начинался  благодатный  виноградный сезон.  Даже фруктами
торговали люди, приехавшие издалека, причем "кавказских нацио-
нальностей",  как теперь стало принято говорить. Местных почти
не было, а цены - ну не московские, конечно, но весьма и весь-
ма высокие.  Я спросил своего сопровождающего, как такое может
получаться в благодатнейшем крае,  но он только пожал  плечами
"я на рынок не хожу". Закономерный ответ!
     Затем я зашёл в столовую,  которая именовалась ресторанам
и съел  (и заставил съесть моего спутника) "стандартный обед",
который стоил рубль,  по тем деньгам и времени года, отнють не
дёшево. Оказалось, что наш обед - весьма посредственное нарпи-
товское произведение.  Снова вопрос и снова немое пожатие пле-
чами. Я думаю, что мой спутник уже давно не был в обычной сто-
ловой в роли простого смертного.
     Затем, к неудовольствию сопровождающего инструктора,  по-
шёл в городскую библиотеку -  несколько  чистеньких  и  уютных
комнат.  Заведующая  -  ушедшая  недавно на пенсию учительница
русского языка,  из местных казачек - была интеллигентна, умна
и не  лишена  чувства юмора.  Разговор настроил меня на добрый
лад. Почувствовав мой интерес,  она мне долго  рассказывала  о
своем житие - бытие,  о крае и его традициях. А я, в это время
думал - какие приятные люди живут в этих станицах.  Как с ними
легко  иметь дело.  Как они всё понимают,  знают и умеют.  Как
важно им не мешать! Не мешать и жить и работать.
     Я распрощался и получил приглашение зайти ещё  и  завтра:
меня собирались  напоить чаем.  Дав обещание обязательно прие-
хать, я уже совсем в добром настроении поехал  к  председателю
колхоза.
     В правлении его не было.  Мой инструктор  выразил  неудо-
вольствие: "его  же предупредили,  что я приеду!" Председатель
был на полевом стане - еще киллометров 20 по  бескрайней,  уже
убранной пустынной степи. Неожиданно мы очутились в совершенно
удивительном месте. Небольшой хуторок в глубокой балке, журча-
щий ручеек наполняющий ставок,  а кругом яблоневый сад - я по-
думал: "а как же здесь хорошо в апреле или мае?" Впрочем,  хо-
рошо было и в августе.
     Председатель, оказался  моим  ровесником и,  увидев среди
моих колодок ленинградскую медаль сразу же настроился благоже-
лательно к заезжему гостю.  И, для начала завёл военный разго-
вор. Оказалось, что мы с ним в одно и тоже время были на стан-
ция  Хвойная,  что  на  Волховском фронте.  Только тогда я был
старшим лейтенантом, а председатель старшим сержантом. 3-5 ми-
нут  общих воспоминаний и наш хозяин перешёл со мной на "ТЫ" и
я стал для него просто любопытствующим Николаичем.  Имя Никита
ему, что-то не понравилось.
     Председатель повел нас обедать. Это было не совсем лишнее
после стандартного нарпитовского обеда. Свежайший борщ со сме-
таной, какое-то мясо на второе. На столе кувшин с молоком, ар-
буз на закуску. А хлеб - давно я не ел такого хлеба! Я расска-
зал моему председателю и о рынке,  где торгуют  кавказцы  и  о
нарпитовском обеде...  Он нахмурился:"Знаю, все знаю Николаич!
Не мешали бы мне эти молодчики - он покосился на моего спутни-
ка  - завалил бы всю станицу продуктами.  И моим усатым гостям
здесь и делать было бы нечего.  И  обеды  в  ресторане  не  из
консервов бы делали.  А знаешь, сколько я беру за обед, который
ты сейчас съел? - он совсем оживился - не поверишь. Полтинник.
И доход еще с него имею.  Иногда до 20 копеек. А нарпит даже с
его рублем прогорает!"
     Вечером я долго сидел с главным агрономом.  Тоже из каза-
ков, лет пятидесяти.  Кончил заочно сельхозинститут. Всю жизнь
в поле. Меня интересовало как реализуются рекомендации ставро-
польских ученых.  "А  никак.  По  весне получаем из Ставрополя
разнарядку - где и что и  как...Тут  не  до  самодеятельности.
Даже вместе с учеными".
     Утром, покидая наш гостеприимный хуторок, я застал отвра-
тительную сцену. Мой спутник, тыкая орал на нашего агронома. А
пожилой человек стоял перед ним на вытяжку и оправдываясь  го-
ворил:"Вы не  волнуйтесь Николай Степанович,  всё будет в ажу-
ре.."
     Когда мы  сели  в  машину и поднялись из балки на степные
просторы, я не выдержал и устроил моему спутнику разнос.  "Ни-
колай Степанович!  Ну как Вы так можете?.  Вы же ему в сыновья
годитесь. Какое Вы имеете право говорить ему "ТЫ"?  Откуда та-
кая грубость?  Да  и  понимает он всё в сто раз лучше чем Вы".
Мой спутник явно обиделся. Но говорить резко побаивался. Вроде
бы гость от Горбачёва,  да и с нашим первым обедает вместе. Но
насупившись он мне сказал фразу, которая была хуже любого кри-
ка:" Вы же их не знаете, дай им только волю. Они такое..." Что
"такое" я уже не слушал.  И до самого Ставрополя угрюмо молчал
погрузившись в собственные мысли.
     Через месяц или через два,  А.А.Никонова и меня пригласил
к себе  М.С.Горбачёв.  Он был тогда секретарём ЦК по сельскому
хозяйству, т.е.  ведал  в  те времена всем сельским хозяйством
страны. Александр Александрович уже был тогда избран президен-
том  ВАСХНИЛ,а.  Разговор шел о Ставрополье,  о взаимодействии
Большой Академии со ставропольским сельхозинститутом,  в част-
ности.  Обстановка  была рабочая и более чем доброжелательная.
Михаил Сергеевич интересовался  успехами  института,  проявлял
понимание многих деталей - обсуждение шло легко и деловито.
     Но в конце произошел сбой.  Михаил Сергеевич меня спросил
о моем общем впечатлении о состоянии дел в Ставрополье,  о том
как используются результаты работ  института,  как  они  внед-
ряются в практику.  Успокоенный мирным деловым тоном разговора
я сказао то, о чем думал последнее время. "Край на подъеме. Это
очевидно. Там много дельных и знающих людей. Но есть одна беда
- аппарат крайкома:  вмешивается когда не надо и во что не на-
до!" И начал приводить примеры.
     По ходу моего рассказа,  Горбачёв  все  больше  и  больше
мрачнел. И  неожиданно,  лаконичной репликой прервал мой расс-
каз; "Аппарат,  это гораздо сложнее чем Вы думаете".  Никакого
обычного монолога.  Сухое расставание без каких либо пожеланий
на прощание.  Хозяин кабинета был явно рассержен. Только позд-
нее я  понял  свою  бестактность - нельзя прикасаться к святая
святых.
     В системе  власти и,  прежде всего партийной власти,  су-
ществовали определенные неписанные правила  игры, обязательные
для всех и для рядового инструктора, и для секретаря ЦК и, как
потом мы поняли, и для генсека, тоже. Все они были в системе и
все держались на одностороннем "ТЫ", в частности. Именно аппа-
рату принадлежало всё, он был истинным владетелем собственнос-
ти. Но каждому было отпущено только то, что было ему положено,
и отдыха,  и продовольствия, и других жизненных благ, ну и ко-
нечно, обращения "ТЫ" со всеми,  стоящими ниже,  чем ты в пар-
тийной иерерхии.  И категорический запрет обсуждать  что-либо,
относящиеся  к этим прерогативам,  с кем либо из нас,  стоящих
вне системы,  вне номенклатурного аппарата и  даже  со  своими
коллегами,  стоящими на нижних ступеньках. То, что происходило
за зелёными заборами, то о чем говорили там, что ели и что пи-
ли  нас не касалось.  Это была тайна,  которая охранялась куда
строже, чем все военные секреты вместе взятые.
     И мой инструктор безобразничал в колхозах,  орал на пожи-
лых людей не потому,  что это требовало дело,  не потому,  что
они допустили те или иные огрехи,  а для того, чтобы люди каж-
додневно, ежечастно чувствовали,  кто есть настоящий хозяин на
этой земле.  Если бы они потеряли, хоть одну из ниточек, кото-
рыми был связан Гуливер,  то они потеряли бы всё. Я думаю, что
Горбачёв,  лучше чем кто либо понимал эти правила игры. Сейчас
я уже знаю,  что эти правила игры сложились  постепенно,  сами
собой.  Что они даже противоречили интересам партии и её влас-
ти, что следование им вело саму партию к  гибели.  Но  сделать
никто  ничего  не мог,  даже если и понимал трагизм положения.
Теперь я думаю, что Горбачёв это тоже понимал.
     И, тем не менее мне кажется, что он все же  переоценивал,
сковывающий потенциал Системы. Это помешало ему, однажды, пра-
вильно поставить цели и выбрать более легкий путь вывода наше-
го общества на "естественный" путь развития.


  

ШОРЫ ГОРОДСКОГО МЫШЛЕНИЯ И ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ ДЕРЕВНИ

Мои поездки по Ставрополью,  разговоры с людьми, занимаю-
щими самое разное общественное положение, создали определенный
образ южнорусского  крестьянства и дали представление о многих
реалиях нашего сельского хозяйства и знания того,  что  невоз-
можно прочесть ни в газетах ни в книгах. Более того, благодаря
знакомству со Ставропольем у меня,  уже к концу 70-х годов на-
чала  складываться  система  представлений о том,  каким может
быть рациональное устройство жизни,  рациональная  организация
производства деревенского мира.  Я понял,  что дело не в сель-
хознауке,  не в агрономии,  а тем более  не  в  информатике  и
компьютеризации.  У нас много первоклассных агрономов,  людей,
профессиональный уровень которых позволяет обеспечить  умелое,
рациональное ведение хозяйства,  потенциальные возможности ко-
торого в настоящее время используются преступно мало.
     Самое главное  сегодня - организация сельхозпроизводства,
система собственности,  правовые отношения человека  и  земли.
Вначале это были мои, всего лишь, размышления вслух и разгово-
ры с теми людьми, мнение которых для меня было важным. Позднее
я начал об этом говорить публично и, наконец, основные мысли я
изложил  в  моей книге "Пути созидания".  Но,  как я убедился,
своих адресатов  эта книга не нашла (впрочем,  их может быть и
нет!) и какого либо заметного влияния  на  образ  мышления  не
оказала.
     Далеко не  сразу я пришел к более или менее окончательным
суждениям: шоры городского мышления и некоторые принципы,  ко-
торыми, оказалось,  не  так то легко и поступиться,  мне долго
мешали поверить тому, что я видел. Первое, что я понял - мерт-
вящий, убивающий  всё живое диктат партийного чиновника.  Дело
было даже не в том,  что такой чиновник в своей массе не очень
грамотный, что он не очень способен и не очень хочет вникать в
суть конкретных задач.  Всё значительно сложнее. Партийный чи-
новник имеет свои приоритеты,  действует и приказывает, исходя
из собственных корпоративных интересов,  из общих правил игры.
Он может быть и грамотным человеком, но его поступки регламен-
тированы, прежде всего, этими правилами, а не интересами конк-
ретного хозяйства, района и даже края.
     Но прямой  отказ от раз установившегося порядка был смер-
телен для десятков тысяч людей, имеющих власть и допущенных до
"тела страны"  - её реальных собственников.  Конкретных людей,
думающих не о крае,  стране или партии,  а пекущихся  о  своих
конкретных сиюминутных делах, людей, которые отлично понимали,
что значит в их судьбе,  установившийся в  стране  порядок.  И
сопротивление  любым  ограничениям  единовластного руководства
всем до хозяйственных мелочей,  включительно, будет отчайным -
не на жизнь,  а на смерть. Тем более, если речь всерьез пойдет
об утверждении иного права собственности.  Я думаю, что Горба-
чёв это понимал куда лучше чем я.
     Потом колхозы - еще одно заблуждение горожанина.  Я  при-
надлежу  к тому поколению,  которое не по рассказам,  а своими
глазами видело весь  ужас  коллективизации.  Новое  крепостное
право - оно внедрялось огнём и мечём.  И одновременно,  вполне
целенаправленно уничтожалась лучшая,  наиболее работящая часть
крестьянства. Под нож шли самые думающие, самые профессиональ-
но грамотные мужики!  А утвердившийся колхозный строй  поражал
своей нелепицей, нерациональностью, глупостью и безхозяйствен-
ностью.  Мне,  московскому жителю казалось,  что мужики должны
все и  поголовно  его ненавидеть и мечтать о полном разрушении
колхозного порядка.  Но я испытал шок - оказалось,  что всё не
так,  всё  гораздо сложнее.  Оказалось,  что подобная линейная
трактовка всего лишь досужие рассуждения теоретика. Да, к тому
же ещё и горожанина.
     Среди крестьян,  преимущественно  из казаков,  с которыми
мне довелось беседовать по душам,  я встретил самое разное от-
ношение к проблеме  собственности  на  землю  и  к  колхозному
строю.  Были такие, которые рвались в бой. Их позиция была од-
нозначна: "Эх, дали бы мне землицу и "не мешали бы мне власти,
поработал бы я всласть" - их точку зрения в рифму мне высказал
как-то один сорокалетний казак.  Дальше он мне изложил план  -
боевую диспозицию,  как он мне сказал - что и как надо делать,
что выгодно,  а что не выгодно. Но таких было до удивления ма-
ло.
     Для меня была совершенно неожиданной,  та симпатия к  ко-
лхозному образу жизни, к колхозным порядкам, которую я обнару-
жил. Помня сопротивление крестьян во  времена коллективизации,
я был уверен, что возвращение собственности будет для всех не-
бесным даром. Но не тут-то было: всё оказалось не так. Многое,
очень многое  в колхозном строе не нравилось станичникам - ру-
гали они его последними словами.  Ругали бригадиров, неграмот-
ность председателя, пьянство начальства (и не только начальст-
ва), казнокрадство.  Но последнее вовсе не означало  необходи-
мость распустить колхозы.  Скорее, главный лейтмотив был такой
- хорошо жить миром. Вот бы те из райкома да края не мешали бы
нам! Своим бы умом бы пожить! И слышал я такое не сегодня, а в
средине годов семидесятых. 20 лет тому назад!
     Потом я пытался перепроверить подобные  впечатления  и  в
калужской области, и в Беллоруссии, и в Подмосковье. Тенденции
сохранялись, хотя  они и были менее яркими и отчетливыми,  чем
на Северном Кавказе. Там еще довольно сильны казацкие традиции
- они давали дополнительный фон. Кроме того, колхозы в Ставро-
полье были богатые,  люди жили в довольстве - стоило  ли  этим
рисковать?  Конечно,  не всё было ладно - невооруженным глазом
были видны плоды бесхозяйственности, плохой  организации.  Все
понимали, что и в тех благополучных краях можно было жить куда
лучше. Впрчем,  для того,  чтобы это понять не нужно было быть
специалистом  -  в этом мог разобраться даже математик.  Вот о
том и сетовали, разговаривавшие со мной мужички.
     Но многое я ещё тогда не понимал. Конечно, богатство края
играло свою  роль,  играли роль и традиции казаков,  привыкших
жить миром и многие из которых полагали,  что и в колхозах ми-
ром можно всё устроить чин чином. Но не только в традициях бы-
ло дело.
     Однажды я  разговаривал с одним очень пожилым колхозником
из иногородних. Из небогатых середняков. Он еще помнил как хо-
зяйствовал самостоятельно.  Задал я ему один прямой  вопрос  -
хотел бы он иметь собственный надел, работать самостоятельно и
жить независимо.  Ответ был длинный и неоднозначный:  "с одной
стороны",  "с другой стороны".  Но главное было в том, что мой
собеседник в любых условиях не очень бы стал стремиться  снова
стать единоличником.  Да, живет он похуже чем до коллективиза-
ции, хотя в отличие от казаков был средняком из средняков: ка-
заки те,  по его мнению, больше на кулаков смахивали. Но рабо-
тал он тогда от зари до зари. И если землю дадут, то снова ему
так же придется работать.  Но даже не это его пугает.  Сегодня
он под защитой государства.  Оно за него думает, но оно же его
и кормит.  "А если неурожай?  А появится новая техника?  А как
торговать зерном? Это не виноград отвести на базар. Как нынче,
так  спокойнее".  И  я понял тогда истинный смысл некрасовских
строк:
           Порвалась цепь великая,
           Порвалась и ударила
           Одним концом по барину,
           Другим по мужику!...
     И обрёл я тогда глубочайшую убежденность - конечно,  кол-
хозы в их современном виде долго не просуществуют.  Но,  упаси
Боже, их  распускать декретом.  Всё должно делаться медленно и
сверхосторожно.  Нельзя,  чтобы при разрыве цепи удар пришёлся
по  производителю.  Здесь в деревне мы сталкиваемся с извечным
противоречием,  присущим обществу и человечеству вообще. В нём
должны уживаться очень разные люди. Одни с неуемной энергией -
агрессоры от природы, стремящиеся к богатству и славе, готовые
работать  день и ночь и рисковать всем,  даже жизнью порой для
мифических, им одним понятных целей. Но есть и другие, которые
готовы удовлетвориться скромными условиями жизни. Они избегают
напряженной работы и,  особенно,  ответственности.  Им  важнее
всего гарантированность,  стабильность существования. Их стра-
шит неизвестность перемен.
     Это разнообразие людских характеров и стремлений  - залог
неравенства людей,  их  борьбы  между  собой и трудностей в их
совместной жизни.  Но оно же и счастье рода человеческого, это
его шанс для преодоления всего того, с чем человек сталкивает-
ся на тернистом пути своей истории.
     Вот тогда на грани восьмидесятых я понял всю неизбежность
и неотвратимость перестройки всей организации нашего  сельско-
хозяйственного производства. Ну и в силу своей профессии начал
обдумывать возможную стратегию перестройки сельского хозяйства
и принципы необходимой (я бы сказал,  неотвратимой) "революции
сверху".  Я пробовал делиться своими мыслями, но меня не очень
понимали - ни реформаторы, ни консерваторы. Ближе всего к мое-
му пониманию  был  мой коллега по Академии Народного Хозяйства
В.А.Тихонов. Он  заведовал  в  Академии   кафедрой   экономики
сельского  хозяйства  Но у него была совсем иная аргументация.
Понял я в те годы и то,  что именно сельское хозяйство -  ключ
будущего  развития страны.  Его судьба куда важнее для страны,
чем любые ракеты и танки и промышленность должна научиться да-
вать в достатке и дешево всю необходимую деревне технику:  нет
вопроса деревни - есть вопрос страны.  Но как его решить? Одно
очевидно  - город должен сделаться экономическим партнером де-
ревне, а рынок - ориентированным,  главным образом на деревню.
И без активной политики государства этого сделать нельзя.
     Нечто подобное я однажды сказал М.С.Горбачёву.  Он внима-
тельно посмотрел на меня, ничего не ответил, но, как мне пока-
залось, именно с этого момента стал относиться ко мне со  вни-
манием и несколько раз просил кое о чем подумать и написать.
     Итак я понимал,  что без революции сверху  не  обйдешься.
Декреты необходимы.  Но такие, которые бы освобождали волю лю-
дей, давали бы проявится тому естественному неравенству людей,
которому человечество обязано своим развитием.  Но должны быть
и декреты, которые были бы способны уберечь человека от грозя-
щих ему  опасностей,  дать  ему  определённые гарантии.  А эти
опасности предстоит ещё увидеть!  И  не  не  так  много  людей
способны предусмотреть их появление.
     Вот здесь мы и приходим к неизбежной  проблеме  собствен-
ности - собственности на землю.


  

ЗЕМЕЛЬНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ - ЧТО Я ПОД ЭТИМ ПОНИМАЮ.

Деревня -  именно  здесь  решается сегодня судьба страны,
судьба нации.  И это,  несмотря на то, что деревня практически
выродилась и крестьянина как общественной силы  в  стране  уже
почти нет.  Нам сегодня надо не просто решать вопросы деревни,
а в ряде районов страны,  воссоздавать деревню заново. Точнее,
содействовать созданию нового деревенского мира,  того необхо-
димого фундамента любого общества и его культуры,  который  не
только дает ему пропитание, но и является естественным связую-
щим звеном между землёй и человеком и тем самым самым  воссоз-
дает многие моральные ценности.  Ощущение "власти земли", этой
непреходящей,  вечной ценности человека, не может не быть важ-
нейшей составляющей культуры рационального общества. Как бы мы
его не называли!
     Я убежден, что как только будет найден ключ к воссозданию
деревенского мира   и   начнутся   соответствующие   процессы,
городская жизнь тоже пойдет по новому,  нужному нам руслу. Од-
ним словом,  стабилизация общества  через  стабилизацию  дере-
венского мира. Если угодно, это доктрина - изначальная позиция
всех моих будущих рассмотрений.  Она родилась во время  "моего
хождения  в народ" и,  как я понял позднее,  она соответствует
нашим национальным традициям. Многим она покажется спорной, но
чем  больше я узнаю российскую жизнь,  тем больше я вижу аргу-
ментов её обосновывающих.
     Я не   могу  согласится  с  известным  постулатом  Маркса
об "идиотизме деревенской жизни". Всё идет своим чередом. Рож-
даются те или иные жизненные уклады, порой непонятные и чужие.
Но в каждом из них есть и своя логика,  свои изначальные резо-
ны.  Да, цивилизация всё больше и больше становится городской.
Но связь с землей порваться не может.  Её не  заменит  никакая
гидропоника.  Ощущение общности и природой должно быть присуще
любой здоровой цивилизации.  А его источник - деревня! Человек
вне  природы  перестанет быть человеком,  обладающим "человеч-
ностью".
     Проблема организации  сельхозпроизводства  -  это  прежде
всего вопрос о собственности. С него всё начинается - но дале-
ко не всё к нему сводится. Как он может быть решён сегодня? На
этот счет опубликовано много разных суждений.  Мне ближе всего
позиция В.А.Тихонова и В.И.Белова.  Хотя она и далеко не  пол-
ностью совпадает с моей системой взглядов.
     Земля -  это действительно общенародная, общечеловеческая
ценность. Не собственность, а ценность! Казалось бы она должна
принадлежать всему обществу. И в тоже время в силу её природы -
человек её использует, эксплуатирует - земля, принадлежа неко-
торому субъекту,  не может одновременно принадлежать и другому
субъекту. Это не знания и не культура! Надо видеть и учитывать
эту противоречивость.  Значит,  земля может находится только в
собственном  владении:  отдельных людей,  фермеров,  колхозов,
совхозов, государства,  наконец.  Значит,  мы должны  научится
примерять  общественное значение земли и частный характер вла-
дения ею.  Вот почему собственность на землю необходима, как и
контроль гражданского общества за её использованием.  Я думаю,
что должен быть учрежден однажды  специальный  земельный  суд,
который будет наделён  властью  лишать  права  владеть  землей
субъекта,  если его земля плохо эксплуатируется, теряет плодо-
родие и т. д.
     При такой постановке гражданское общество, те или иные её
институты (советы,  в частности, если они сохраняться), как бы
приобретают роль субъекта собственности - гражданское общество
становится заинтересованным в эффективной эксплуатации  земли,
в  поддержании  её плодородия.  По мере повышения отдачи земли
гражданское общество получает больше средств ( в  форме  нало-
гов) для реализации своих социальных программ.
     Именно в  таком  контексте  сочетания прав и обязанностей
собственника земли и гражданского общества в лице местных  со-
ветов или других институтов гражданского общества,  я вижу ра-
зумное разрешение противоречия, порожденного особенностью объ-
екта собственности - земли,  противоречия, в котором сталкива-
ются интересы  собственника земли и общества.  Если угодно - и
человечества вцелом!
     Если фермер, единоличник, колхоз или совхоз уже не спосо-
бен обрабатывать ту землю,  которую он получил в собственность
или купил,   если  она  приходит  в  запустение,  её  качество
снижается, то нет и вечного права. Как и в случае банкротства,
она должна быть выставлена на продажу - но только по суду! Все
остальные отношения собственника и государства, т.е. гражданс-
кого  общества должны быть чисто экономические.  Вмешиваться в
характер эксплуатации земли,  а тем  более  как  то  диктовать
собственнику что  либо,  общество не имеет права.  Но помогать
оно ему обязано - это в его,  то есть общества интересах.  Вот
для этого и нужны образцовые госхозы,  опытные станции, иссле-
довательские институты,  система  законов,  налоговые  льготы,
кредиты...
     Я убеждён  в  необходимости  плюрализма  форм организации
труда на земле и вреде их унификации.  Способности человека  к
адаптации столь  велики,  что в разных сферах деятельности,  в
разных районах установится разумное сочетание  различных  форм
собственности и организации,  наилучшим образом отвечающая ус-
ловиям жизни и культуры. Социальная инженерия вредна и опасна,
а в деревне особенно.  Могут быть только осторожные рекоменда-
ции. И  агитация  примером. Сегодня в  обществе к колхозам как
формам организации производства  установилось  преимущественно
негативное  отношение.  Оно мне не представляется ни оправдан-
ным,  ни конструктивным. Если бы была иной история коллективи-
зации,  то  колхозная  форма хозяйствования могла бы во многих
районах оказаться вполне  конкурентноспособной  любой  другой,
ибо такую страну как наша может накормить только крупное высо-
котоварное хозяйство.  А фермерство ещё очень не скоро  станет
на ноги.  Фермер - это капиталист, работающий на рынок - когда
он ещё таким станет?  Кроме того, первоначальный замысел сель-
хозкооперации в те далекие 20 -е годы,  когда она стала разви-
ваться,  отвечал тому общинному духу, который царил в то время
в русской деревне и полностью не выветрился ещё и сейчас.
     Командная система загубила и превратила  свободного  тру-
женника в  сельхозработника,  в батрака.  Не надо забывать и о
том вреде, который нанёс колхозной организации мой тезка - Ни-
кита.  Это его идея - укрупнение колхозов и ликвидация подсоб-
ныхё хозяйств. Я знал в средней полосе много небольших - в од-
ну  деревню  -  очень неплохо функционировавших хозяйств.  Там
люди хорошо знали друг друга,  поколениями были связаны  между
собой и слаженно работали вместе. Но в одночасье пришло сверху
и укрупнение колхозов,  и кукуруза, и само страшное - ликвида-
ция подсобных хозяйств.  Сразу всё оскудело - и их собственная
жизнь,  и колхозный рынок, который с тех пор просто исчез. По-
мятуя все это, надо быть крайне осторожным во всех организаци-
онных перестройках.  Надо дать право, не допускать его наруше-
ний - на этом и заканчиваются обязанности государства. А жизнь
сама покажет в каком районе, в каких условиях, какие организа-
ционные структуры окажутся наиболее рентабельными, эффективны-
ми и,  что немаловажно, более соответствующими традициям и ха-
рактеру, проживающего там населения.
     На то мы и говорим о либерализации экономики, что бы пре-
доставлять равные возможности разным формам организации произ-
водственной деятельности,  в том числе - а я думаю, что в пер-
вую очередь - в деревне.  Говорить только о фермерстве, значит
очень обеднять возможности рациональных форм организации  тру-
да. И уж если кто захочет посмотреть на Запад, без предвзятос-
тей конечно,  то и там он легко обнаружит, сколь важны различ-
ные формы кооперации.  Так в Соединенных Штатах чуть ли не 90%
цитрусовых производится в колхозах,  т.е.  фермерских коопера-
тивных хозяйствах,  чей устав очень напоминает то, о чем писал
Чаянов и что утверждалось на нашей земле в 20- х годах, задол-
го до  того  как возникли кооперативы в долине Салинас в Кали-
форнии.
     Фермерские хозяйства чрезвычайно эффективный способ орга-
низации сельхозпроизводства,  - кто же это  будет  оспаривать.
Особенно, когда они объединены в кооперацию с фирмами по пере-
работке продукции. В конце 70-годов мне представилась уникаль-
ная  возможность  в  этом убедиться.  Я был приглашен в Канаду
фирмой "Петро-Канада" и познакомился с несколькими  фермами  в
Квебеке,  где было молочное производство и в степной части где
выращивают самое дешёвое в мире зерно.  Но увидел я и  другое.
Во-первых,  сколь велик объем того капитала,  который необхо-
дим,  чтобы производство начало быть рентабельным. Как оно ин-
тегрировано  в рынок,  которого у нас нет.  А в наших условиях
без государственной поддержки, без специальной и дорогостоящей
программы  "фермеризации",  успешно действующие фермерские хо-
зяйства будут ещё долго представлять собой  небольшие  оазисы.
Во-вторых риск.  Что и как делать, куда вкладывать деньги, как
учесть рыночную конъюнктуру и многое ещё. Наконец, образование
-  всё  те преуспевающие фрмеры,  с которыми я разговаривал не
только имели высшее агрономическое образование, не только вла-
дели всей той сложной техникой,  включая компьтер,  которая им
принадлежала,  но были квалифицированными бизнесменами.  Знали
всю  технологию современной банковской и маркетинговой системы
и многое другое,  что необходимо знать,  чтобы не прогореть. И
наконец, последнее - из крестьянина фермер не получается: нуж-
ны поколения успешного хозяйствования и достаточный запас  бо-
гатства.
     Насколько я понимаю, у нас сегодня речь должна идти, ско-
рее о единоличных хозяйствах.  Они, конечно, не будут отвечать
требованиям товарности и рентабельности.  Но на первых порах у
них и особых конкурентов не будет. Конечно, многие из них, од-
нажды превратятся в фермерские,  а кое кто и прогорит. Я пони-
маю, что мои советы никому не нужны - наше правительство стра-
дает (и еще долго будет страдать, несмотря на смену премьеров)
комплексом самодостаточности. И всё же один совет дать рискну:
государство должно всеми силами поддерживать тех,  кто хочет и
умеет работать.  Как бы дело не разворачивалось, но именно те,
которые уже сегодня  готовы  работать,  работать  и  работать,
учится  и рисковать дадут шанс стране снова выйти на передовые
рубежи цивилизации и преодолеть кризис.
     И еще  одно  я  понял  в  те  семидесятые "застойные" - и
впрямь застойные - годы:  нам сейчас куда труднее, чем во вре-
мена НЭП,а восстановить сельское хозяйство и накормить страну.
В 1921 году была еще Деревня,  был настоящий крестьянин собст-
венник, впервые  получивший  возможность  самому  работать  на
собственной земле.  И он начал работать. И как работать! Рынки
страны за  два-три года наполнились и хлебом и мясом,  и всеми
теми дарами, которые смогла дать деревня изголодавшемуся горо-
ду. Надо вспомнить ещё и то,  что тогда в деревне жило 80% на-
селения страны,  как сейчас в Китае. Четыре крестьянина всегда
могут накормить одного горожанина. А сейчас ситуация обратная,
крестьян меньше 20%.  Поэтому помощь,  государственная  помощь
деревне необходима.
     Но самое главное - надо утвердить чёткую систему законов,
сделать наказуемым произвол местных властей любых рангов и по-
добными действиями создать у народа ощущение прочности  и  не-
зыблемости принятых законов,  уверенность в том,  что они НАВ-
СЕГДА делают деревенского труженника независимым,  и убеждение
в том,  что его инициатива, его энергия будут не просто прини-
маться, но и поощряться обществом.
     Сегодня крестьянин пассивен.  Крестьянин устал,  устал от
всех и всяческих передряг, от своевольства и воровства началь-
ства, он никому и ни в чем не верит.  Дать ему веру в будущее,
главная задача общества!
     Вот те  свободные размышления,  которым я обязан работе в
Ставрополье.


  

НЕБОЛЬШОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В начале  70-х годов я начал заниматься проблемами,  свя-
занными с  изучением биосферы как целого и взимоотношением би-
осферы и общества.  Я об этом уже рассказал.  И в это же самое
время  нас  пригласили  помочь ставропольским специалистам и я
получил неоценимую возможность на  "живом  материале"  увидеть
нашу сельскохозяйственную реальность.  В это время, у меня уже
начало формироваться то мировосприятие, которое я позднее наз-
вал универсальным эволюционизмом. Я получил уникальную возмож-
ность изучения динамики тех процессов,  которые  происходят  в
деревне, процессов эволюции организации жизни людей, её иерар-
хии и множества других вопросов,  в которых  я  видел  могучие
проявления механизмов природной самоорганизации.
     Мои спутники, с которыми я ездил по краю удивлялись моим
вопросам и теряли ко мне интерес. Да мог ли я им объяснить то,
что я  сам  с  трудом нащупывал.
     В этой  главе я хотел рассказать историю о том,  как меня
человека очень далекого от земли,  в силу простой  случайности
избрали сельскохозяйственным академиком. Как историю юмористи-
ческую. А получился серьёзный разговор. И действительно, избра-
ние меня в ВАСХНИЛ какого либо значения для меня и моей работы
не имело.  А вот десятилетие постоянных контактов с людьми, ра-
ботающими на земле дало мне очень многое.  И я искренне благо-
дарен А.А.Никонову и М.С.Горбачёву,  давших  мне  эту  возмож-
ность.
 

ВЕРНУТЬСЯ ] к страничке Н.Н. МОИСЕЕВА ] К ОГЛАВЛЕНИЮ ] К СЛЕДУЮЩЕЙ ЧАСТИ ]